Имоджен Робертсон - Орудья мрака

— Зло здесь и вправду есть, — пробормотала служанка. — В этом доме до него можно дотронуться. Я чувствую его. — А через некоторое время добавила: — Мы почти пришли.

Они поднялись по очередному лестничному пролету в самые верхние помещения замка, и Краудер вдруг понял, что его глаза почти ничего не видят во мгле. В отличие от широких пространств нижних этажей, помещения здесь были сужены и уплотнены, и анатому все время приходилось бороться с желанием пригнуться. Они остановились на голом полу верхнего этажа.

— За лордом Торнли ухаживают в старой детской.

Пока они шли в полумраке, Краудер чувствовал, как по его телу бегают мурашки.

— Ты можешь рассказать нам что-либо о нынешнем состоянии лорда Торнли?

Обернувшись к нему, Пейшнс медленно моргнула.

— Он не может говорить. И едва ли двигается. В основном он спит, но иногда открывает глаза. Его кормят пищей, которую не нужно пережевывать, и подносят к его губам чашку, чтобы он смог напиться. — Служанка немного помолчала. — Я думаю, ему не хватает сиделки. С тех пор как она погибла, он кажется куда менее спокойным. Никому из нас не хочется надолго оставаться с ним в комнате.

Харриет остановила девушку, когда та потянулась к ручке одной из выходящих в коридор табачно-коричневых дверей.

— Навещает ли его леди Торнли?

— Иногда. Порой она остается с ним наедине, а в иные разы даже не дает себе труд отослать нас прочь. Однако господин Хью здесь не бывает. Он никогда не приходит.

Пейшнс повернула ручку.

После мрака, царившего в узкой галерее верхнего этажа, Краудер не был готов к гладким белым стенам комнаты, в которую он теперь вошел. Помещение вобрало в себя весь попавший в него утренний свет и обрушило его на анатома, который, моргая, остановился в дверном проеме. Когда его глаза привыкли к новому освещению, он смог различить камин, рядом с ним служанку, которая, с трудом поднявшись на ноги, отложила шитье, и лишь потом увидел кресло с высокой спинкой, стоявшее напротив женщины. Оно казалось массивным, точно средневековый трон. Спинку обхватывал толстый кожаный ремень. Еще один виднелся на подлокотнике. Краудер заметил, что он удерживает тонкое предплечье в свободной льняной рубашке, заканчивающееся белой, почти прозрачной кистью — пальцы ее судорожно сжимались каждые несколько секунд.

Харриет обратилась к служанке, приведшей их наверх:

— Благодарю тебя, Пейшнс.

Краудер услышал звяканье монеты и понял, что девушка уходит.

— Скажи им, что я пробуду здесь только час! — заявила заменявшая сиделку служанка. — Я не останусь дольше.

Ничего не ответив, Пейшнс закрыла дверь. Служанка нахмурилась и повернулась к посетителям. Она была невысокой, коренастой и краснолицей; ее руки казались слишком грубыми для изящного шитья. Взгляд служанки метнулся с Краудера на Харриет и обратно.

— Что случилось с ее лицом? — спросила она, имея в виду Пейшнс.

Харриет поглядела на прислугу с легкой холодностью.

— Некоторые разногласия с Уикстидом.

Коренастая служанка сморщила лицо, отчего оно собралось складками, словно старый носовой платок.

— Этот дрянной человечишко!

— Присядь, — велел ей Краудер.

Пожав плечами, она подчинилась.

Харриет осталась у двери, а Краудер обошел кресло так, чтобы его взгляд упал на лорда Торнли, графа Суссекского, барона Пулборо, одного из самых богатых людей светского общества. Он был готов к этому зрелищу, но все равно почувствовал, как холодный осколок ужаса вонзился в его хребет.

Возраст сидевшего в кресле мужчины, вероятно, был от шестидесяти пяти до семидесяти. Его голову недавно брили, и кожа на ней была усеяна отрастающими волосками. Тело казалось тощим и изможденным, словно то был скелет, спеленатый полупрозрачной плотью. Он наверняка упал бы от собственной тяжести, если бы не был притянут к спинке кресла толстым кожаным ремнем, пропущенным у него под мышками и удерживавшем его на троне в вертикальном положении. На лорде Торнли была рубашка, а его колени покрывала накидка. Запястья старика были привязаны к подлокотникам кресла. Его подбородок отвис, голова безвольно склонилась набок, с губ тонкой струйкой стекала слюна. Глаза его были наполовину закрыты.

Краудер поклонился.

— Лорд Торнли, я Гэбриел Краудер. Я… врач. Вы позволите вас осмотреть?

Он вытащил из кармана свой носовой платок и стер слюну со рта мужчины. Когда он сделал это, глаза лорда Торнли метнулись на его лицо. Они казались мертвыми и пустыми, однако по-прежнему сохранили свой удивительный светло-голубой оттенок, чуть было не заставивший Краудера отскочить назад. Глаза напомнили ему его собственные. Затем лорд Торнли тихо завыл. Этот вой не был похож на неоформившийся плач младенца, он звучал матеро и как-то по-звериному. Краудер вспомнил волка, которого пристрелил в Германии в годы юности. Зверь сдох не сразу — его прерывистый, полный отчаяния рык взбередил анатома так, что он вовсе перестал охотиться. Краудер припомнил об этом теперь, глядя в белое лицо сидевшего перед ним человека. Анатом поднял глаза и встретился взглядом с Харриет. Похоже, ей было нехорошо.

Краудер ухватил пальцами тонкую плоть на правой руке лорда и с силой ущипнул. Рука дернулась, и больной снова взвыл.

— Простите меня, милорд. Я лишь желал удостовериться, что ваши конечности способны к ощущениям. — Анатом наблюдал за тем, как медленно разглаживалась старая ущипленная кожа; кровь сначала отступила, затем вернулась под свое тонкое слабое прикрытие. — А теперь, если позволите, я развяжу ваши руки и осмотрю вас поближе.

Краудер склонился, чтобы распустить ремень на локте, и обхватил руками предплечье больного, легкое, словно перышко. Он снова поглядел лорду в глаза. Бессмысленное, неживое выражение, бывшее на его лице всего несколько минут назад, исчезло. Взгляд лорда был осознанным и, к изумлению Краудера, испуганным. Завывания старика стали более громкими и пронзительными.

— Милорд, в самом деле, я обещаю, что больше не причиню вам боли, а если и побеспокою, то лишь незначительно.

Краудер не знал, способен ли больной слышать и понимать его. Лорд Торнли по-прежнему глядел на него растерянно и печально. Краудер ощутил, как в низу его живота разливается холод.

Служанка снова поднялась.

— Ай! Он огорчен. Возможно, он требует колье.

Харриет и Краудер с удивлением воззрились на женщину. Она уже открывала шкатулку, стоявшую на каминной полке, рядом с ее стулом, после чего повернулась к ним, держа в руке медальон на тонкой серебряной цепочке.

— Вот оно, не волнуйтесь.

Краудер ощутил судороги в тонком предплечье больного. Голова лорда Торнли резко дергалась из стороны в сторону; с приближением служанки, державшей цепочку так, чтобы сразу накинуть ее на шею больному, его вой становился все громче и пронзительней.