Олег Петров - Стервятники

Тут-то и выяснилась причина молчания и бездействия генерала Шильникова. Китайские власти решили действовать превентивно: арестовали генерала за слишком уж активное сколачивание вооруженных отрядов для похода в Забайкалье. Нет, китайцы не пылали любовью к новой российской власти, но с красными зачались неплохие торговые отношения, поэтому никаких международных скандалов в этот момент китайцам не хотелось.

И Шильникова закинули на все лето в кутузку, а потом выслали в Приморье, под японское крылышко. При этом - убрана была всего одна, декоративная фигура - по-прежнему находившийся в Хайларе штаб Шильникова - полковники Куклин, Дмитрий и Евангел Трухины и генерал Мациевский - работал, оставшись без головы, крайне вяло, бессистемно, будучи слабо информированным об обстановке на территории ДВР.

Замещавший Шильникова Мациевский вообще отличался неспособностью к какому-либо труду, как тонко подметил ошивающийся при дохлом штабе один из давних, еще по былой казачьей службе, знакомцев Гордеева.

Разведсведения, собранные в Чите и за время рейда отряда по западному Забайкалью, оказались для штаба кладезем новостей!

Разочарованию Захара трудно было определить меру. Но, с другой стороны, бардак в управлении повстанческими силами, поостыв, размышлял Гордеев, ему на руку. Он не оставлял своего тайного намерения насчет роли военного правителя Забайкалья. Погодите, субчики с той и этой стороны! Разберемся, оглядимся, прикинем весь расклад сил и средств.

ПРИСМАТРИВАЛСЯ к новой для него закордонной жизни и вышедший в Маньчжурию вместе с Гордеевым хорунжий Михаил Мунгалов. Тот самый, которому было поручено казнить захваченного у Могзона «секретного разведчика» большевичков.

Мунгалов тогда снисходительно посмотрел на заробевших от приказа Гордеева обозначенных ему в подмогу казачков. «Хер с вами, коли кишка тонка», - буркнул он судорожно сжавшим трехлинейки Кочмареву и позеленевшему со страха молоденькому парню, которого в гордеевский отряд непонятно что привело.

Мунгалов самолично, один, увел приговоренного в заросли чепурыжника. Красного «шпиёна» расстреливать не стал. Патрон на заморыша тратить! Да и не разведчик это был, а уполномоченный местной власти, молодой еврей, из бывших студентов. Мунгалов прихватил с собой топор и, кхекая, изрубил еврейчика за кустами в куски, а после в родничке с песочком оттер и руки, и топор...

Хорунжий за последние два года сильно исстрадался по своей прежней кровавой работенке в. семеновской контрразведке. Его переполняла звериная ненависть к дэвээровским порядкам, бесила нарастающая тенденция соединения «буфера» с Советской Россией.

Когда наступил драп, Мунгалова оставили в Чите для подпольной работы, но потом оказалось, что никому это подполье не нужно, нет ни связи, ни средств, ни явок, ни людей.

Злой на свое бывшее семеновское начальство, Мунгалов, пронюхав об отряде за Смоленским поселком, пришел к Гордееву с желанием воевать. Ничего другого он не умел и не хотел уметь, захлебываясь злостью и ненавистью.

Удивительная штука жизнь! Родился и вырос хорунжий в простой, скромного достатка семье, православной по духу и быту. Мать над многочисленным потомством квохтала доброй наседкой, батяня тоже суровым нравом не отличался. Даже выпимши на престольный праздник, улыбался, раздавал ребятне облепленных махорочной крошкой леденцовых петушков, вынимая их с ужимками ярмарочного фокусника из бездонных карманов плисовых шароваров. А вот, поди ж ты, вынянчили палаческую натуру!..

Со своим оружием, револьвером, шашкой и карабином, пришел Мунгалов в гордеевский отряд. И еще кое-что таил за пазухой. Но пока присматривался, выжидал.

Он поднялся наверх, долго стоял над летящей вниз водой, чувствуя нарастание знакомого желания воспарить над бездной, над облаком водяной взвеси, увидеть с высоты птичьего полета То, что не может остаться беззащитным. Он не сомневался, что Голос и Пронзительный Взгляд вечны, как Желтый Бог, Боги Луны и Звезд. Почему же он больше не слышит Голоса? Или он все-таки на закате этой жизни? Только этим он может объяснить потерю дара слышать Голос Храма.

Конечно, давно ушел в небесные дворцы Шамбалы отправивший его на стражу Цэгэр-Харгал. Но прилетевший однажды, в последнюю четверть второго цикла, через пустыню, степь и горы Голос назвал другое имя, нового Просвещенного... Ур-Шаргын. И за четыре последних цикла известий об уходе Ур-Шаргына не было. Были другие известия, редкие, но достаточные для осознания незыблемости стражи. Но что тогда? Что?..

Тогда. Тогда это он, он сам, стал слаб для роли Хранителя.

Но почему не приходит Известие о Времени Смены? Или он не слышит? Нет, нет! Вера и боги не допустят этого! Но почему молчат дали, почему горное эхо только искажает звериные и птичьи крики, не наполняя ущелья гулом - Голосом, несущим Известие, который слышат только они, Посвященные в Хранители?..

Неведение рождало неуверенность - вкрадчиво забирающуюся в сердце тревогу завтрашней неизвестности. Червем точило душу неведение.

Но все более отчетливым становилось другое: с каждым днем, с каждой луной он слабел. И долгие часы, которые он проводил ежедневно на крошечной площадке Ара-Ош-Уула, желая наполнить себя небесной энергией жизни. Это помогало всё меньше и меньше, как не желал он, как не молил богов.

Желание и молитвы не рождали способность. Он утратил умение усилием воли делать тело послушным и невесомым, невесомым, как птичье перо, как пух. Почему тело и разум не способны на арджоха?

Неужели из-за того, что он, по долгу Хранителя, повернул Колесо Жизни против движения Желтого Бога и пять раз его стрелы били в цель? Никто в этом мире не имеет право поворачивать вспять Колесо Жизни. Ни Просвещенный, ни даже Сам Просветленный. Нет у них нет это права.

Но ему оно вручено! И разве боги не видели, что тетиву он натягивал по долгу Хранителя? И последний раз это тоже произошло по долгу. Разве это была добыча охотника, разве он, хотя бы на мгновение испытал низкое чувство обладания чужой вещью? Он оставил даже стрелы, последние стрелы, с ними, почувствовав, что нет в руках той силы, которой достаточно, чтобы натянуть тугую тетиву.

Вот она, истина! Он перестал быть Хранителем, когда ушла сила. И встал перед взором прежний Хранитель. Немощный и жалкий. Сгорбившись, уходил на голый склон. И вот он сам стал таким же. Тля. Презренный прах, все силы которого ушли, растворились за минувшие шесть циклов. Таким же. Иссякли силы держать оружие, не слышит Голоса, не может почувствовать Пронзительного Взгляда, летящего к нему?.. Значит - не может он больше быть Хранителем. Стар и слаб. А еще нарушил долг: послав последнюю стрелу, не заставил себя пополнить запас, уговорив себя не тратить силы на это. Он сказал себе, что сил больше нет, а тетива слишком туга.