Нэнси Бильо - Крест и корона

Я кивнула, испытав облегчение от того, что герцог не стал задерживаться на предыдущей теме.

— А что случилось с вами потом?

— Я ухаживала за своей матерью. Она постоянно болела. — В эти две простые фразы вместилась вся моя жизнь в течение нескольких лет: темные комнаты и травяные припарки, и настои, и чаи, и кровопускания, которые ничуть не помогали.

Герцог продолжил, говоря скорее с сэром Уильямом и лейтенантом, чем со мной:

— Когда Екатерина Арагонская уже больше не являлась женой короля и была отправлена в ссылку, ее любимым фрейлинам не разрешили последовать за нею. Но под конец, когда она умирала, его величество проявил поистине королевское великодушие. К ней были отправлены две дамы, обе испанского происхождения. Мария де Салинас, в замужестве графиня Уиллоуби, и Изабелла Монтанья, которая тоже сочеталась браком с англичанином и стала леди Стаффорд. — Герцог перевел взгляд на следующее письмо. — Вот сообщение испанского посла. Одно из писем Шапуи: перед тем как оно покинуло Англию, его перехватили и сделали копию. — Норфолк издевательски усмехнулся. — В письме императору Карлу говорится: «Королева, Ваша блаженной памяти тетушка, почила на руках своих фрейлин, графини Уиллоуби и госпожи Стаффорд». Прежде я считал, что это ошибка, что посол имел в виду леди Стаффорд. — Герцог глубоко вздохнул. — Но я человек дотошный, госпожа Стаффорд, и тщательно готовлюсь ко всему, будь то сражение или допрос государственного преступника. Я запросил последние бумаги, имеющие отношение к семейству, проживающему в Стаффордском замке, и вот что я получил только что. — Он поднял письмо. Я не смогла разобрать, кем оно подписано. — Здесь говорится: «Изабелла, леди Стаффорд, умерла пятого ноября тысяча пятьсот тридцать пятого года». Я нахожу это весьма любопытным, потому что Екатерина Арагонская скончалась седьмого января тысяча пятьсот тридцать шестого года. То есть двумя месяцами позднее. — Он больше не кричал. Голос его звучал спокойно, почти мягко. — Это были вы, Джоанна Стаффорд. Это вы отправились к Екатерине Арагонской в замок Кимболтон и ухаживали за ней в последние недели ее жизни. Верно я говорю? — Он пристально посмотрел на меня, и я не отвела взгляд.

— Да, — сказала я. — Это правда. Вызов пришел через неделю после смерти моей матери, и я поехала вместо нее. Но на самом деле Екатерина Арагонская, разумеется, хотела видеть мою мать.

Норфолк медленно кивнул:

— Вы лично прислуживали женщине, которая стала причиной такой смуты. Сколько людей умерло из-за нее! Кардинал Фишер. Томас Мор. Вы знаете, госпожа Стаффорд, куда я заезжал сегодня утром по дороге в Тауэр? В Ньюгейтскую тюрьму. Там сидят в цепях девять монахов-картезианцев, и я одобрил распоряжение не давать им с этого дня еды. Эти смутьяны отказались признать под присягой Акт о супрематии, [14] Акт о супрематии — документ, принятый парламентом в 1534 году и провозгласивший Генриха VIII (и его преемников) единственным верховным земным главой Церкви в Англии. Вскоре был принят Акт об измене, согласно которому лица, отказавшиеся под присягой признать Акт о супрематии, обвинялись в государственной измене. провозглашающий Генриха Восьмого единственным главой английской Церкви и отменяющий верховенство папы римского. Они подохнут от голода. — Показав на меня пальцем, герцог сказал: — Екатерина Арагонская умерла на ваших руках, а вы после этого решили принять монашеский обет, чтобы следовать тем старым традициям, которые она почитала. И вы полагаете, что кто-то поверит, будто вы пришли на Смитфилд, не имея никаких преступных намерений?

Вопрос был чисто риторический, и я ничего ему не ответила.

— Теперь начнется расследование вашей деятельности, Джоанна Стаффорд. «Судите меня», — потребовали вы, словно какой глашатай. Можете не сомневаться, госпожа, будет вам и суд. — Герцог взял свой кнут. — Моя предварительная работа здесь завершена, Кингстон, и теперь мы должны продолжить расследование как можно быстрее. — Он двинулся к двери, распахнул ее и, остановившись на пороге, бросил на меня еще один взгляд, полный злорадства. — Сегодня самый счастливый день для нашего владыки-короля.

Дверь за Норфолком с громким хлопком закрылась, и я впервые с момента пробуждения осталась в камере одна. Я опустилась на колени и склонила голову.

Господь знал, что я невиновна. Я не участвовала ни в каких заговорах, не вынашивала в душе изменнические замыслы. Как и все члены семейства Стаффордов, я два года назад под присягой признала Акт о супрематии. Мой кузен Генри, жаждущий доказать свою безусловную преданность королю, настоял, чтобы мы первыми из старинных семей принесли присягу. А потом, получив вызов от Екатерины Арагонской, я ухаживала за слабой и брошенной женщиной, которую почитала не только моя мать, но и б о льшая часть христианского мира, однако никакой политики в этом не было.

Может быть, у Господа имелась какая-то недоступная моему пониманию цель, и Он испытывал меня. Если так, то я принимала это, но жаждала получить знак свыше. Когда я молила Господа наставить меня относительно решения отправиться на Смитфилд, на меня снизошла уверенность в собственной правоте. О, какое это непередаваемое, всеобъемлющее ощущение порядка, внезапно возникающего из хаоса. Я последовала зову души, но оказалась среди злобной толпы на Смитфилде, а потом в лондонском Тауэре. В руках людей, желавших заточить и мучить меня. Где я совершила ошибку, где оскорбила Господа? Боль в коленях обжигала огнем, но я все молилась, просила если не наставить меня, то, по крайней мере, дать ощущение спокойствия, показать, что я в руках Господа.

Не знаю, долго ли я стояла на коленях, но к тому времени, когда снова раздался звук шагов, так и не получила ответа на свои молитвы. Я поднялась на ноги в тот момент, когда в камеру в сопровождении Бесс вошел молодой лейтенант.

— Вас переводят в Бошам-Тауэр, — сказал он.

Оказавшись на лужайке, я увидела, как по голубому небу гоняются друг за другом рваные облака. Теплый ветерок шевелил мои волосы. Я следовала за лейтенантом по хорошо ухоженной тропинке — Бесс шла на шаг позади — к трехэтажному каменному зданию, находившемуся западнее белой квадратной башни. Вдоль тропинки росли шелковичные деревья, их ветви покрывала густая светло-зеленая листва. Какой-то мальчик изо всех сил тряс ветку. Белые ягоды дождем из мягких капель падали на темное одеяло, которое он расстелил на земле.

Неужели на лужайке Тауэра совершались казни? А ведь именно здесь встретили смерть Томас Мор, кардинал Фишер и другие отважные люди, а наряду с ними — и мерзкие преступники. Колдунья Анна Болейн была казнена на этой лужайке всего год назад. Как и ее скандально известный брат Джордж Болейн. Он был одним из пяти человек, осужденных за прелюбодеяние с королевой.