Валентин Лавров - Триумф графа Соколова

— Дешевым не угощаем, тем более роскошных дам, — вставил слово Джунковский.

— Кстати, господин генерал, вы на службу не опаздываете, а? — нахально состроила глазки Вера Аркадьевна. Ей не терпелось остаться вдвоем с возлюбленным.

На прощание Джунковский пожал Соколову руку и с душевными нотками произнес:

— Очень на вас надеюсь, милый Аполлинарий Николаевич!

Соколов подумал: «Ко мне как к знаменитому доктору на прием приходят…»

В номер внесли вино и фрукты.

Соколов взял анонимное письмо, адресованное Гарнич-Гарницкому, и обратился к гостье:

— Ласточка, пока ты еще не вкушала вина, понюхай эту бумажку, скажи, следы каких духов она хранит?

Вера Аркадьевна втянула в себя воздух один, другой раз и решительно произнесла:

— Это «Пастораль», довольно дорогие духи. Маленький флакон стоит тридцать рублей. Но я лично предпочитаю «Суламифь» — сорок два рубля. «Пастораль» хороша для девушек-блондинок, а для молодых дам с каштановым цветом волос элегантней «Суламифь».

— Какая фабрика выпускает «Пастораль» — заграничная или?..

— «Ралле», это наша, российская. Ну давай, тигр ты мой бенгальский, выпьем! — Вновь прильнула к уху, зашептала: — У тебя здесь подслушивают?

Соколов неопределенно пожал плечами:

— Не знаю, все может быть!

Тогда Вера Аркадьевна страстно зашептала:

— Давай еще раз выпьем и предадимся самому сладкому на свете — любви. Твое здоровье, неукротимый ты мой!

Вера Аркадьевна выпила, съела кусок ананаса и бодро проговорила:

— Я топ-топ — в ванную комнату! Ох, как тебя вожделею. Всю ночь, граф, ты снился мне. — Запела: «Ты снился мне в сиреневом тумане…» — С трудом дождалась утра. — Опять прильнула к уху: — Я тебе подарок принесла, — она кивнула на свою сумку.

Соколов, удобно сидевший в кресле, нутром почувствовал: начинается нечто интересное!

И он не ошибся.

Блестя капельками влаги на голом теле, из ванной появилась Вера Аркадьевна. Она шла к Соколову, протянув руки и оставляя за собой на ковре влажные следы. При каждом шаге сотрясались упругие мячики грудей с налившимися сосцами. Она с притворной ворчливостью сказала:

— Где мой халат? Или хотя бы простыню дай!

Вдруг схватив сыщика за руку, увлекла его за собой в спальню. Повалив на широкую постель, жарко заговорила:

— Мой граф, мое сокровище, как я соскучилась по тебе! Каждый день ты был в моих мыслях. Я не могу больше без тебя. От страсти сгораю! Я тебя очень люблю. Давай сбежим куда-нибудь далеко-далеко, в какую-нибудь глухомань, скажем, в Америку. Я буду твоей рабыней. Хочешь самую красивую рабыню?

Она начала страстно целовать его обширную грудь, нашла его губы и надолго присосалась к ним. Томно закатывая глаза, произнесла:

— Ну, милый, разденься скорей! Не заставляй девушку изнывать в любовной истоме. От этого девушка быстрей стареет.

Соколов засмеялся:

— Зато бурная любовь сообщает женщине красоту и здоровье.

— Ах, дорогой граф, какие правильные слова ты сказал! Налей еще вина и согрей теплом своего атлетического тела несчастную девушку. Иначе обижусь и тебе ничего не расскажу… А мне есть что рассказать! — и лукаво состроила глазки. — И показать!

Через час, разглядывая богатую лепнину на потолке, Соколов произнес:

— А в Поронине ты выказала себя героиней. Настоящая Жанна д’Арк. Ты знаешь, кто такая Жанна д’Арк?

Гостья фыркнула:

— Ты думаешь, что я совсем дурочка? Я знаю про эту девушку, даже в театре спектакль смотрела. Отчаянная была, но несчастная! — Она улеглась поверх сыщика и уставилась в него своими светящимися глазами. Вздохнула. — Никто ее не любил…

— Ну конечно, она жила во время Столетней войны.

Вера Аркадьевна округлила глаза:

— Что, и вправду сто лет сражались?

— Хоть и с перерывами, но больше — с 1337 по 1453 год.

— А кто с кем воевал?

— Французы с англичанами. Жанна была французской крестьянкой.

— Ее убили?

— Ее сожгли на костре.

— Кто сжег?

— Англичане.

— Ах, дураки глупые! Это ведь очень больно, когда сжигают на костре. — Вера Аркадьевна нахмурила бровки, надолго замолчала, явно что-то обдумывая. Поцеловала графу шею, начала гладить маленькой теплой ладошкой щеку Соколова. — Скажу тебе, любимый, честно: я за Родину не могла бы погибнуть. Я вообще не понимаю, что такое Ро-ди-на. Российская империя? Но в ней кроме хороших людей живет столько плохих, которых я не люблю. Помнишь этого, который тебя хотел застрелить, а я ему бутылкой голову проломила в Поронине?

— Сильвестр Петухов?

— Он самый. Или маленький лысый Ленин со своими бабами — Крупской и Арманд. Они ведь тоже из России. Или убил великого князя Сергея Александровича — Каляев. Я должна за всю эту мерзость погибнуть, как Жанна д’Арк? Сражаясь против них — могу, да и то не хочется.

— Да тебя никто и не просит погибать, живи до ста лет. Станешь чулки вязать, внуков учить на фортепьяно и напишешь мемуары «В алькове с графом Соколовым».

— Знаешь, что Ленин делал? Он закрывался на задвижку в комнате с Арманд, а ключи нарочно вынимал из дверей. Бедная Крупская наблюдала в замочную скважину их любовные утехи, кричала и билась головой о двери. А эта парочка хохотала, словно в цирке веселились. Я сама была свидетельницей этих диких сцен. Откуда столько жестокости? И я должна за этих… погибать, и только потому, что они тоже родились в России? Никогда!

Соколов не ответил.

Тогда Вера Аркадьевна опять уставилась в него сумасшедшим взглядом и с каким-то восторгом произнесла:

— Но я могу погибнуть ради своей любви! — Вдруг ее глаза наполнились слезами. — Погибнуть ради любви к тебе, милый граф. Ах, какая была бы сладкая смерть — уйти с твоим именем на устах! Я так тебя обожаю, — и на сей раз она с нежностью поцеловала возлюбленного в плечо.

— Как ты узнала, что я в Петербурге?

— Очень просто! Я дала деньги в тех ресторанах и гостиницах, где ты бываешь, чтобы мне протелефонировали, как только появишься. Вот мне и сообщили сразу из двух мест — из «Астории» и из «Вены».

— И кто известил?

Вера Аркадьевна шаловливо улыбнулась:

— Свою агентуру не сдаю!

Она набросила одеяло на их головы и, прильнув к уху Соколова, прошептала:

— Я ведь теперь все про тебя знаю, ты полковник российской охранки. Сейчас кое-что скажу, а ты запомни: Германия скоро начнет войну с Россией.

Соколов сбросил с головы одеяло:

— Откуда у тебя такие сведения?

— К нам в субботу приходил с супругой Гельмут фон Луциус…

— Это советник германского посла?

— Ну да, Пурталеса… Поначалу они уединились в бильярдную, все там о чем-то шептались. А позже, за столом, водочки приняли, раскраснелись и уже вовсю спорили о сроках всеобщей мобилизации, об усилении агитационной и террористической деятельности в России и еще о чем-то. Да о той же мобилизации: дескать, надо сорвать новый призыв в армию в России. И в связи с этим что-то про Государственную думу вспоминали, про какого-то Малиновского… Я ведь не все слыхала. Меня постоянно болтливая Луиза отвлекала, супруга советника.