Дарья Плещеева - Число Приапа

– Так куда же мы поедем?

– В Бранденбург! Курфюрст Бранденбургский не пустит на свои земли ни шведов, ни поляков! Но нельзя ехать с пустыми руками. Мы должны – слышишь, должны! – откопать этот клад! В Бранденбурге он нам пригодится.

– Фон Альшвангу бурчащее брюхо подсказало какой-то новый способ. Но для этого способа требуется готовальня с циркулем.

Клара-Иоганна знала, о чем речь. Это устройство было у ее покойного мужа. Мыль о штурме усадьбы через окошко ее заинтересовала.

– Хорошо было бы, если бы он сам туда полез, – мечтательно произнесла она. – Только пусть бы сперва объяснил, для чего ему понадобился циркуль. Попробуй как-нибудь выяснить, мой любимый.

Как-то так случилось, что до сих пор ни одна девица и ни одна женщина не называла Кнаге любимым.

Кнаге воспарил душой, но толку из этого вышло мало. Треклятый баронов племянник не хотел раскрывать свою тайну, и Кнаге понял лишь одно: речь не о шагах и не о футах, а о дюймах.

Понял он это на следующее утро после совместной вылазки с Кларой-Иоганной и ее помощниками. Была пущена в ход драгоценная веревка, было очень точно отмерено восемьсот сорок два фута в сторону усадьбы, на что ушло примерно три часа и все измучились до предела. А ведь еще нужно было отмерить триста девяносто три фута вправо. Мужчина взмолились о пощаде, но Клара-Иоганна была неумолима.

Найденное место было помечено, чтобы потом явиться с лопатами.

Конечно, Кнаге должен был сказать невесте о своей догадке, но она и самому ему казалась нелепой: кто же мерит такие расстояния в дюймах?..

Ночные раскопки принесли такой результат: яма шириной в четыре фута, глубиной в три фута; сломанная лопата; куча перерубленных и вытащенных древесных корней; мозоли на руках землекопов. Ничего более ценного Клара-Иоганна не получила. Она сильно огорчилась, и тогда Кнаге сказал, что дело, возможно, в дюймах.

Он получил строжайший приказ докопаться до правды. Клара-Иоганна же отважно отправилась обратно в Гольдинген, чтобы приобрести готовальню.

В городе уже было страшновато – шведы вылавливали сторонников герцога Якоба, которых там было множество: герцог любил город, в котором родился, очень о нем заботился, благосостояние жителей росло, и вдруг – война, вдруг – шведы, вдруг – обыски в домах и угрозы. Решительная невеста обнаружила запертые лавки и дома, откуда торговцев не удавалось выманить никакими посулами.

Ожидая невесту, Кнаге развлекал фон Альшванга всякими глупостями. Тот уже почти пришел в себя после болезни и рвался в бой.

К несчастью, он из сарая видел приходивших к мельнику людей, посланных фон Нейландом, и видел также, как выкапывали и уносили спрятанные от шведов мешки с мукой. План у него возник сразу – оставалось только привести себя в приличный вид, отмыться, раздобыть хотя бы чистую рубаху.

Кнаге упустил фон Альшванга – казалось, только что баронов племянник сидел на деревянной колоде за мельницей и щепочкой чистил себе ногти – как вот его уже и нет…

Испугавшись, Кнаге пошел его искать по кустам и забрел довольно далеко. А когда он возвращался к мельнице – там уже были шведы в своих синих куртках и длинных лосиных камзолах, был и офицер, перепоясанный грязным желтым шарфом. Кнаге видел из-за липы связанного мельника и тех двоих парней, которых нанял фон Альшванг. Всех троих увели в усадьбу. Выждав еще немного, Кнаге прокрался к мельничихе. Она, плача, рассказала о беде: шведскому офицеру, жившему в усадьбе, донесли, что мельник отправляет муку фон Нейланду, а отчаянный барон, как она поняла из разговоров, со своими парнями совершил налет на небольшой шведский обоз, в котором кроме подвод с провиантом были и пленные поляки. Подводы и поляков отбили, скрылись с добычей в лесах, и офицер грозился виселицей. Парни, которые были вовсе ни при чем, не могли доказать, что они попали на мельницу случайно, и их сочли за людей фон Нейланда.

Мельничиха сказала также, что подозревает фон Альшванга, и Кнаге с ней согласился – это было похоже на правду. Баронову племяннику очень хотелось попасть в усадьбу – вот он и придумал способ.

Вскоре Кнаге убедился в правоте мельничихи – он залез на большую липу, откуда видел двор усадьбы с развороченным крыльцом, а по двору прогуливались фон Альшванг и офицер, судя по всему – очень довольные друг другом.

Кнаге, в сущности, было начхать на судьбу Курляндии и ее герцога. Он был немецем – но не курляндским немцем, а бременским. Там он учился живописи, оттуда после кое-каких неприятностей ушел бродить по свету и искать пропитание всюду, где звучит немецкая речь. Будет ли Курляндия самостоятельным маленьким государством, захватят ли ее шведы, – его почти не волновало. Война была досадной помехой в его планах.

Клара-Иоганна была, напротив, патриоткой. Но когда Кнаге рассказал ей, на что пошел фон Альшванг ради готовальни, она не пришла в ужас и не грозила предателю Божьей карой.

– Он дурак, – сказала невеста. – Он думает, будто сдал с потрохами мельника – и тут же его шведский король наградит имением Шнепельнь. А не понимает того, что из предателя вытянут все, что он способен дать, и тогда… тогда он никому не нужен…

– К тому времени он откопает клад.

– Мы знаем про его планы, а он про наши – нет. Мы его обыграем.

– Как?

– Будем следить за усадьбой. Мой любимый, я, уезжая из Хазенпота, не только кружева и меха взяла с собой. У меня есть пистолеты.

– Мой Бог… – только и смог сказать Кнаге.

Живописец был парень мирный, он и дрался-то лишь в детстве, он во время странствий выучился ладить с людьми. Убийство фон Альшванга он мог совершить только в своем буйном воображении – как это произошло ночью, накануне приезда невесты.

– А как же иначе путешествовать, когда война?

– Что говорят в Гольдингене? – спросил Кнаге. – Когда эта проклятая война кончится?

– Она еще только началась. Еще не сказал своего слова курфюрст Бранденбургский. А это… О, это!.. Это – настоящий мужчина. Мы еще доживем до того дня, когда он получит прозванье Великого!

Курляндская герцогиня Луиза-Шарлотта была сестрой курфюрста Фридриха-Вильгельма. И он, будучи в хороших отношениях с Якобом, не раз советовал герцогу забыть про нейтралитет и примкнуть хоть к кому-нибудь: можно к полякам, потому что Курляндия находится в вассальной зависимости от Польши, можно даже к русским – от них будет немалая польза, потому что они нуждаются в портах на Балтийском море, а можно с теми же шведами договориться – и уж тогда держаться за своего союзника, а не стараться угодить всем, кто передрался меж собой вокруг Курляндии.

Сам Фридрих-Вильгельм не боялся принимать неожиданные и роковые решения. Когда он сменил на бранденбургском троне отца, ему было всего двадцать лет. В маленьком государстве развелось множество придворных партий, и каждая затевала свои склоки, к тому же Бранденбург слишком сильно зависел от Австрии. Требовалась твердая рука. Юный курфюрст резко изменил политику страны – оставив с носом Австрию, перешел на сторону шведов и даже чуть было не женился на принцессе Кристине. Затем он умудрился во время мирных переговоров, которые завершились Вестфальским миром, присоединить к Бранденбургу восточную часть Померании. Он едва ли не заново создавал армию, преследовал казнокрадов, не боялся работы – и покорял своей стальной воле всех, кто должен был служить Бранденбургу по его правилам. Тридцатилетняя война так прошлась по маленькой стране, что целые округи обратились в пустыни. Курфюрст призвал к себе колонистов, мало заботясь об из вере и репутации. Бродягам и грабителям открыл он двери – и сделал из них честных подданных нстолько, насколько это вообще возможно. Он призвал голландских умельцев – и они осушили бранденбургские болота. Он впустил в Бранденбург французских эмигрантов – и уже росли фабрики, заводы, торговые дома.