Дарья Плещеева - Число Приапа

– Но если эти люди на польской машине – дружки Гунчи, зачем ему убивать?.. – удивился Хинценберг.

– При таком раскладе это не дружки Гунчи.

– Но тогда у нас тут – настоящий сумасшедший дом, – констатировал антиквар. – Одна картина – собственность Анны Приеде, она сейчас у меня в «Вольдемаре». Другая, почти такая же, – украдена Гунчей у Виркавса. Неужели была третья, которую где-то откопали эти не-дружки Гунчи? Уму непостижимо!

– То, что они пытались вырыть какой-то другой клад, еще более нелепо.

– Не потому ли удрал пепельно-серый джип, что тем двум тоже что-то угрожает?

– Вот и я об этом думаю. Есть еще один вариант – тот, кого убили, был взят в компанию из каких-то практических соображений, а потом, когда клад был уже совсем близко, с ним не захотели делиться. Может быть, именно он догадался, где на самом деле зарыт клад, и стал бы на этом основании требовать себе большую долю…

Тоня смотрела на Полищука с сочувствием. Он не мог махнуть рукой на эту историю и завалиться спать. Он ловил убийцу Виркавса. И должен был поймать, пока тот не натворил других дел.

Полищук не стал задерживаться, ушел – надо думать, в полицейское управление.

– А знаешь, деточка, Сергей мне очень нравится, – сказал Хинценберг. – Если в нашей полиции служит такой человек – она не безнадежна.

– Он специалист узкого профиля, – ответила Тоня. – Он разбирается только в своем ремесле.

– Так это же замечательно! Ты посмотри на Хмельницого! Он разбирается в атомной промышленности, генно-модифицированных продуктах и музыке эпохи барокко, но от него одни убытки! И я не могу от него избавиться – он вложил свои деньги в дело. А знала бы ты, как мне надоела эта история с Цирулисом. Наш салон из-за этих картинок похож на выставку творчества душевнобольных.

– Мне тоже на них смотреть страшно, – призналась Тоня.

Видимо, настроение у нее из-за пропажи мобильника было совсем скверным – всю ночь снились загробные женщины Цирулиса в пестрых чулках, живущие в каком-то подземелье, и сама она во сне была голой, с ногами в разноцветных ромбах, и хотела только одного – чтобы ее из этого беспросветного подвала украли…

Наутро удалось узнать адрес новой подружки красавчика Гунчи. Там его и взяли – прямо из постели.

В кулдигском полицейском управлении Гунчей занялся Полищук; это было его прямой обязанностью, и Айвар охотно уступил свой кабинет для первого допроса.

Гунар Лиепа был не очень-то опытен по части допросов. Конечно, у него случались всякие истории с полицией, но как-то обходилось. Истории были связаны главным образом с жульничеством. Работать на одном месте Гунча не желал – это ему казалось скучно. А вот искать клад было весело – когда Полищук напомнил ему про то, как при строительстве дома нашли на верхушке холма «святые мощи», он даже улыбнулся.

– То, что ты стянул у ксендза бумагу, которую нашли в могиле, а заодно прихватил мобилку и монитор, мы сейчас вспоминать даже не будем. Но одной бумаги с расшифровкой этих букв на камне было мало, ты понял, что нужно найти картину. Как ты ее искал?

– Ничего я не искал.

– Ты еще скажи – докажите, что я ее искал! Это несложно, – Полищук развернул монитор рабочего компьютера Айвара к Гунару. – Вот, любуйся. Это ты в аэропорту с картиной. Вот просто идешь, а вот уже пытаешься удрать.

Гунар уставился на монитор с открытым ртом. Он бы еще понял, если бы ему показали тусклые картинки, которые хранит в памяти плохо отрегулированная камера наблюдения. Но это были яркие и отчетливые снимки. На них была видна даже маленькая бородавка возле правого уха Гунчи.

– Правда, там ты назвался Эриком, – добавил Полищук. – Видимо, тебя ждали на выходе из аэропорта, ты бы прыгнул с картиной в машину – и вперед. Но не получилось. Ты на этой машине выследил сына Виркавса, который получил картину, и понял, где ее искать. Но зачем потребовалось убивать Виркавса?

– Кого? Виркавса? Ну убивал я никакого Виркавса! – вдруг взвился Гунча. И много чего наговорил о клевете, о следовательских ошибках и о своей невиновности.

– Ты бы рингтон в его мобильнике поменял, – сказал, выслушав все это, Полищук. – Опять не удержался, прихватил технику. Аппаратик у Виркавса дорогой, его документы лежат в сохранности, и доказать, что ты украл мобильник, несложно.

– А ты его у меня видел? – не сдавался Гунча. – Мало ли где его Виркавс потерял?

– Так благодаря ему мы тебя и вычислили, чего тут еще доказывать?

Гунча сражался за свою свободу два часа. Он признался в мелочах. Да, стянул у ксендза старинное письмо вместе с переводом на человеческий язык. Да, понял, что существует картина, на которой указано место, где зарыт клад. Да, перекопал весь Интернет и узнал, что есть такая – в Канаде, в частной коллекции. Взял денег в долг, полетел в Канаду, но его даже близко к коллекционеру не подпустили. Зато он узнал, что картина летит в Ригу. Да, летел тем же рейсом – разве это преступление? Да, узнал, что картину повезли в поселок на берегу Белого озера. Да, нашел телефон Виркавса и попытался с ним познакомиться…

– Ты ведь надоел ему своими звонками, – сказал Полищук. – Это ты звонил ему за четверть часа до его смерти.

– Я хотел с ним договориться по-хорошему, – сказал Гунар. – Я звонил ему, я просил только одного – позволить мне сфотографировать картину.

– Ты действительно думал, что он пустит в дом незнакомого человека?

– Я ничего плохого ему бы не сделал! Я бы сфотографировал и ушел. Он сам виноват! – вдруг воскликнул Гунар.

Несколько секунд Полищук молча смотрел на него, не делая попытки поймать на слове.

– Он же мог говорить со мной хотя бы вежливо… Я даже был готов так договориться – он бы сам сфотографировал и выслал мне файл… Я бы сам его довел до нужной величины…

– А не все ли равно, какой величины репродукция картины? – спросил несколько озадаченный Полищук.

– Все равно… – ответил Гунар, но не сразу. Эта едва уловимая пауза была следователем отмечена. Однако Полищук понял, что сейчас от убийцы толку не добьешься – он закаменел в своем упрямстве. Он утверждал, что после той находки на холме ни разу не бывал в Снепеле, отрекался от дружбы с Эйнаром, клялся, что к поискам клада еще не приступал.

– Но зачем нужно было убивать Вишневского? – спросил Полищук.

– Я его не убивал!

– Да, это твой дружок Эйнар потрудился. Но зачем? У вас с Эйнаром было то письмо, что ты стянул у ксендза, у вас была картина. Ради чего? Вы что, собирались истребить всех конкурентов по очереди?

– Никого мы не истребляли!

– Но раз у тебя были и письмо, и картина, почему ты не нашел клад? Вот этого я не понимаю. Может, копать глубже надо было?

– Да я на два метра прокопался, – признался Гунча. – Не было ничего.