Илья Стогов - Проект Лузер

— Обойдутся.

— Если ты будешь молчать, они тебя посадят.

— Наверное, посадят, да.

— Зачем тебе все это нужно? Расскажи им все, как есть. Объясни, что дело всего-навсего в том, что он хотел, чтобы я ушла к нему. Расскажи, как он швырялся деньгами и кричал, что в отличие от тебя способен меня обеспечить, — и все кончится.

— Ничего не кончится.

— Почему?

— Ты думаешь, они не понимают, что я не при чем? Просто эта штука так устроена. Им нужно кого-нибудь посадить, а я — самая подходящая кандидатура. И что бы я им не рассказал, если им это нужно, они все равно меня посадят. По-другому эти люди просто не умеют. Им обязательно нужно посадить кого-нибудь маленького и бессловесного. В этом смысле никого лучше меня им просто не найти.

— Но это же не справедливо!

— Справедливость придумана для больших людей. А мы — маленькие. Маленьким надеяться не на что. Если сказали сидеть, придется сидеть.

Она не вытерпела и все-таки заплакала. Тихо, будто боясь его разозлить. Она сидела за столом, вздрагивала плечами и прижимала к лицу носовой платок, а мужчина, которого она так сильно любила, просто молча сидел напротив нее.

Стоявший на столе городской телефон зазвонил. Капитан Осипов снял трубку и представился.

— Да, здравствуйте, я узнал. Нет, товарищ майор уже ушел. Ну не знаю…. Может быть часа полтора назад. А что, мобильный не отвечает? Ну, тогда не знаю. Да, всего доброго.

За окном было темно, а пиво в бутылке успело нагреться. Он сделал еще глоток и объяснил лежавшему на диване Стогову:

— Звонила жена майора. Не может его найти.

— Да?

— Обращал внимание, как он с ней жестко?

— А с кем он мягко?

— У него работа такая.

— Ты думаешь? А я вот думаю, он просто мудак, которому нравится хамить людям. Даже собственной жене.

— Я смотрю, он тебе не нравится?

Спать Стогову хотелось просто ужасно. Но он все равно перевернулся на другой бок и объяснил:

— Была б моя воля, я пришил бы ему к лицу маску тюленя и выпустил бы в аквариум с акулами.

Сегодня майор оставил их на ночное дежурство. Раз в неделю каждый из сотрудников должен был оставаться в отделе на ночное дежурство. На случай возникновения обстоятельств, требующих незамедлительного реагирования. Все знали, что это никому не нужная формальность: какое-такое реагирование могло понадобиться от сотрудников их отдела? Поэтому, как только начальство уходило, дежурные сотрудники просто ложились спать. Ну, или как капитан Осипов выпивали пару бутылок пива и ложились спать уже после этого.

— Зря ты так демонстративно ему хамишь. Снимет он с тебя погоны.

— На свете столько разных погонов. А плеча у меня всего два. Зачем мне столько?

— Ты всерьез собираешься спать?

— Я почти совсем уже сплю. Предыдущая ночь выдалась нелегкой. Организму требуется отдых.

Капитан допил пиво, убрал бутылку под стол. Постоял перед окном, вернулся на место, открыл себе еще одно пиво. Все равно, сидеть просто так было скучно. Он отпер сейф, достал шпагу, несколько раз рубанул клинком воздух.

— Неужели этот тот самый Мюнхгаузен?

— Ага.

— Прекрати спать. Поговори с коллегой. Откуда у нас в городе его перстень?

— Почему нет? Он же жил в Петербурге.

— У нас в Петербурге? А почему тут изображен такой странный пузатый мужичок?

— Это монах. По-старонемецки «мюних». Фамилия Мюнхгаузен переводится «Дом монаха».

— Да?

Осипов все еще махал шпагой в воздухе.

— А оленя с деревом во лбу он тоже в Петербурге убил?

— Ага.

— Нет, серьезно: неужели это было в нашем городе?

— На том месте, где сейчас станция метро «Владимирская» при императрице Анне Леопольдовне находился заказник. В смысле сад, в котором разводили оленей под императорскую охоту. А вдоль Загородного проспекта росли вишневые деревья. Неужели ты не знал?

— Я, если честно и про императрицу Анну Леопольдовну-то первый раз в жизни слышу.

Стогов лежал на диване, отвернувшись к стене, и пытался заснуть. Осипову спать совсем не хотелось.

— Неужели, он эту самую шпагу в своей личной руке держал? Блин! Я ведь про Мюнхгаузена еще когда маленький был, в книжке читал. А теперь держу его шпагу. Будто руку ему пожал.

Шпага была тяжелая. И, наверное, очень дорогая. Капитан несколько раз переложил ее из руки в руку.

— А чего он вообще в Петербург-то приперся? Он же вроде немец был?

— Да, немец.

— И чего ему у нас понадобилось?

— В Петербург барон Мюнхгаузен прибыл по поводу сокровищ Ордена тамплиеров.

— Да ладно! Откуда у нас в городе сокровища Ордена тамплиеров?

— Долгая история.

— Ну, ты ведь мне ее расскажешь?

— Черт тебя подери! Знал бы ты, как у меня болит голова.

Стогов сел на диване и потер опухшие глаза. Потом включил компьютер, подождал, пока тот прогреется. Компьютеры в их отделе были старые и прогревались долго. Стогов успел выкурить сигарету, зато потом быстро нашел нужную страницу:

— Орешек знанья тверд, и все же, мы не привыкли отступать. На, просвещайся!

Капитан заглянул в монитор. Прочитал первое предложение: «Все началось с того, что в январе 1725 года в недавно основанной столице Российской империи скончался император Петр…».

— Что это?

— Тут все и о бароне и о сокровищах. А если ты попробуешь разбудить меня еще раз, я зарежу тебя вот этим старинным клинком.

Стогов плюхнулся обратно на диван и заснул, похоже, еще прежде, чем капитан успел придумать какую-нибудь остротку в ответ. Ну и черт с тобой, — подумал Осипов. Развернул монитор к себе и стал читать.

Все началось с того, что в январе 1725 года в недавно основанной столице Российской империи скончался император Петр.

Зима в том году была удивительно холодной. Над промерзшей почти до дна Невой высился силуэт недостроенного Петропавловского собора. Он был громадный, мрачный, сырой. Как и все в империи, которой уже четверть века правил Петр. А почти напротив собора, на левом берегу реки стоял деревянный дворец императора и в жарко натопленной спальне этого дворца метался и агонизировал его владелец. Одет он был в одну ночную рубашку, из-под которой торчали волосатые ноги, а лицом черен от недуга, измучен и небрит.

После праздника Крещения, император почувствовал первые признаки болезни, окончившиеся его смертью. Восемь дней подряд дворец оглашался его криками и стонами. Боль, похоже, была нестерпимой, и с каждым днем положение становилось лишь хуже. Боязнь смерти самодержца казалось даже и мелочной. Он то велел помиловать всех содержащихся в тюрьмах преступников, то наоборот отдавал жестокие и сумасбродные приказания. Состоявший при августейшей фамилии шотландский хирург Горн решил зондом проложить путь моче, но оказалось, что причиной задержки мочи был не камень, а едкая материя, скопившаяся в мочевом пузыре. Она образовала множество нарывов, воспалилась и разъела в конце концов тело императора изнутри.