Елена Ярошенко - Визит дамы в черном

— Честь? — злобно переспросил Бычков. — Честь у судейских известно какая, по сходной цене идет, знамо дело.

Колычев указал Бычкову путь к выходу, с трудом удерживая в себе мальчишеское желание дать ему пинка.

Вернувшись в кабинет, он взглянул в лицо Варвары, неподвижно стоявшей у стола. Девушка сильно, до крови, закусила побелевшую губу. По щекам Варвары текли слезы.

— Успокойтесь, Варвара Савельевна! Уже все позади…

— Мне тоже кажется, что все позади, все хорошее, что у меня было, уже позади. В моей жизни осталась только одна грязь, — ответила Варвара и разрыдалась.

Домой Колычев и Бурмин вернулись в подавленном настроении. Засада в доме Ведерниковой была такой неприятной, и снова все оказалось впустую.

— Петька, а не хлопнуть ли нам водчонки с устатку? — спросил Колычев, сбивая на крыльце снег с каблуков.

— Пожалуй, не повредит.

Дверь им открыл Василий с каким-то странным выражением лица. Не то чтобы слуга казался расстроенным, но озабоченная мина, столь нехарактерная для легкомысленного парня, явно искажала его курносую физиономию.

— Так, Вася, подай нам графинчик водки, той, что ты на лимонных корочках настаиваешь, и закуску сообрази. Если португальские сардины еще остались, открой банку, окорок нарежь…

— Это я мигом, Дмитрий Степанович, все, как положено. Только дозвольте мне пару слов вам сказать.

— Помилосердствуй, Василий, у нас с Петром Сергеевичем был такой трудный день, и не успели порог переступить — ты с разговорами… Или случилось что?

— Случиться не случилось, но…

— Ну раз не случилось, значит, дело потерпит!

— Дмитрий Степанович, не потерпит, дело важное.

— Ну что с тобой сделаешь, говори!

— Я, Дмитрий Степанович, гуляю сейчас с Дусей Мищейкиной. Мы с одной деревни, она хромого Кузьмы-бондаря дочка…

— Васька, убью! Что мне до твоих амуров? Или ты жениться собрался и хочешь прибавки просить?

— Да нет, жениться я еще не решившись, так гуляю по-свойски, все-таки с одной деревни, ребетенками друг дружку помним, мамка моя в бочках дяди Кузьмы капусту квасит…

— Да ты перейдешь к делу или нет?

— Я и говорю по делу, а вы слушать не изволите. Дуська девка справная во всех смыслах, но дура, каких поискать.

Дмитрий фыркнул. Казалось, туманной истории про бондареву дочку не будет конца.

— Значит, я гуляю с Дусей, а она служит в «Гран-Паризьене» в горничных…

— Продолжай!

— Ну вот, подруливает как-то к ней Семен Кузьмич Ярышников, покойного старика Ярышникова, мясоторговца, сынок, и говорит: «Тут у вас в гостинице моряк хромой проживает, герой — кверху дырой, так он у меня невесту отбил». Ну Дуська-то дура, я и говорю, дура-дурой, уши развесила. А Ярышников ей наплел, прямо роман из парижской жизни, что вы мне давеча читать велели для упражнения грамотности, — тут тебе и страсть, и ревность, и коварный соперник, и обманутая девица, и тайная жена. Заморочил Ярышников Дуське голову. А потом просит: «Нужно мне в номер к нему пробраться и письма невесты забрать. Я ее из лап злодея вырву. Помоги мне, Дуся, а не то я жизни себя лишу — застрелюсь или повешусь!» Так она Ярышникова в номер к моряку провела, ну не дура? А вскоре оказалось, что чемодан Витгерта вскрытый и револьвер похищенный, и из этого револьвера дамочку в маскараде укокошили. А Дуська-то еще и вам, Дмитрий Степанович, рассказать побоялась, когда вы в гостинице опрос служащих производили. А теперь ночами не спит, ревмя ревет. Ну дура и есть! Вы бы, чай, ее не убили! Дура…

— Да что ты заладил — дура да дура! Поговорить с твоей Дусей можно?

— Отчего нельзя? Она в кухне дожидается. Сейчас приведу.

Василий сбегал на кухню и вернулся с невысокой девушкой. Голова и плечи ее были покрыты большим шерстяным платком, из-под которого выглядывало форменное платье прислуги «Гран-Паризьена».

Девушка очень волновалась и, похоже, в любую минуту готова была расплакаться. Колычев узнал в ней рыженькую горничную из гостиницы, которая во время опроса прислуги все время рыдала и так и не смогла тогда сказать ничего путного.

Нужно было ее немного успокоить, чтобы впечатлительная дочь бондаря снова не впала в истерику.

— О, какие у нас гости! Тогда водка отменяется. Неси самовар, Василий. Евдокия Кузьминична, правильно я говорю? Вот и славно. Любезная Евдокия Кузьминична, не откажетесь от чашечки чаю? Вася, жасминового чаю завари. С чем чайку желаете, с сахаром, с медом или с вареньем? Василий, там мармелад был в буфете, принеси барышне. Вы, сударыня, платочек-то теплый снимите, здесь жарко натоплено. Устраивайтесь удобнее. Вот орешки в вазочке, не желаете? Угощайтесь!

Увидев, как ласково обращается с ней строгий следователь, который каждого может в острог засадить, Дуся оттаяла. Вскоре она уже улыбалась, демонстрируя ямочки на розовых щеках, и с удовольствием пробовала то конфетку, то орешек.

Дмитрий болтал с девушкой о том о сем, вставляя между делом интересующие его вопросы. Наконец Дуся спохватилась, что наговорила слишком много, и снова всхлипнула.

— Я, Дмитрий Степанович, конечно, виноватая кругом. Но как до нашего хозяина дойдет, он ведь меня с места сгонит. А мне своим помогать надо — батька хворый, хромой, братьев-сестер полна изба, прокорми ораву-то. А у меня здесь и жалованье, и кормешка (Виверра: опечатка?), и койка, и одежа форменная от хозяина, и чаевые от постояльцев. У нас чаевые-то артельные, их принято старшему коридорному сдавать, он сам на всех делит. Мне, конечно, много не выделяет, но в хорошие месяцы, когда ярмарка в городе, бывает, чаевыми второе жалованье выходит. Батя в деревне корову купил с моей копеечки. Мне такого места лишиться обидно…

— Так, милочка моя, головой нужно было думать и посторонних в номера к постояльцам не проводить. Ну-ну, не реви. Поговорю с твоим хозяином, похлопочу. У меня для господина Бычкова пара аргументов найдется.

— Его не всяким аргументом разжалобишь, хозяина-то, — продолжала всхлипывать Дуся. — Федул Терентьевич у нас строгий и характерный…

— Ничего, Бог даст, утрясется все. Спасибо, что пришла и призналась, большое дело ты, Дуся, сделала. А что, господин Витгерт так уж тебе не по нраву пришелся, что ты его на растерзание Ярышникову отдать хотела?

— Ой, ну вы уж и скажете — на растерзание! Я ж ничего такого не ждала и плохого не хотела. Господин Витгерт — мужчина симпатичный и уважительный, собой тоже видный, рослый, блондинистый, только больно уж оне носом здоровы…

На Крещение в Демьянов стекалось множество народу из окрестных сел и маленьких городков. Водосвятие на реке проходило в самой торжественной обстановке. Готовились к празднику демьяновцы основательно. Загодя расчищали место на льду, где устраивалась Иордань — круглая, нарядно украшенная прорубь с высоким крестом над ней.