Жан-Франсуа Паро - Версальский утопленник

— Ты что-нибудь видишь? — спросил Бурдо, светя ему факелом.

— Да, вижу! Следы лошади, везущей двойной груз. Без сомнения, здесь проехал похититель со своей добычей.

— Все на военный совет! — воскликнул Николя; в нем снова пробудилась надежда.

Они собрались в гостиной дома д’Арране. Триборт щедро разлил всем рому.

— Первое, что беспокоит меня более всего: чего хочет похититель? Он вполне мог выставить свои требования. Что ему надо? Выкуп? Пропуск? Пока вместо требований мы имеем загадочную и по всем признакам угрожающую фразу.

— Мне кажется, — произнес Бурдо, — наш противник находится на последнем издыхании, а потому особенно опасен. Он может использовать мадемуазель д’Арране как разменную монету.

— Согласен! Но на кого менять?

— Увы! У нас целое поле для догадок.

Николя помрачнел. Тревога волнами захлестывала его разум, клещами сжимала сердце.

— Будем надеяться, что речь идет не о безумце, мотивы поступков которого понять невозможно. Логика диктует, что похититель универсального ключа королевы должен действовать втайне, постоянно следить, чтобы на него не пало ни малейшего подозрения. А что видим мы? Ужасные преступления всегда сопровождаются броскими уликами. Неужели речь идет о непонятной извращенной игре, изобретатель которой ждет, когда же его наконец поймают? Или речь идет о чрезмерной гордыне, заставившей его увериться в собственной безнаказанности? Мы ходим по кругу, словно лошади в манеже.

— Надо действовать, и быстро, — продолжил Бурдо. — Все предположения и подозрения ведут нас к певчим-кастратам Королевской капеллы. Давайте действовать в этом направлении. Где живет твой каплун?

— Мы не знаем. Возможность его причастности к делу обнаружилась буквально в последние минуты. Я считаю, что наиболее разумно обратиться к его другу Барбекано, и как можно скорее.

— Берем мой экипаж, — предложил Бурдо, — и немедленно в путь. Где он живет?

— На рыночной площади.

— А я остаюсь на вахте.

Сидя в экипаже, мчавшем их в Версаль, Николя безуспешно пытался обрести необходимое ему сейчас спокойствие. Однако бледный призрак, соединивший воедино черты Жюли де Ластерье и Эме д’Арране, неустанно преследовал его. Он чувствовал, как сидящий рядом Бурдо, застыв от напряжения, хочет с ним заговорить, но, не в силах подобрать слов утешения, хранит угрюмое молчание. Прибыв на рыночную площадь, они постучали в дверь Барбекано; ждать пришлось довольно долго; наконец на пороге, в длинной ночной рубашке и ночном колпаке, появился перепуганный хозяин и сразу принялся извиняться, что заставил их ждать: время позднее, и он уже спал.

— Сударь, — произнес Николя, — должен вам признаться: я комиссар полиции Шатле. По поручению короля я расследую преступление, в котором, возможно, замешан ваш собрат и друг Винченцо Бальбо.

На лице итальянца отразилось искреннее изумление.

— А вы, сударь, оказались в непростом положении свидетеля, который, как нам кажется, добровольно или по неведению помог преступнику создать алиби.

— Ма, signore, — сдавленным голосом воскликнул Барбекано, от волнения переходя на родной язык, — perche Lei. Почему вы не верите моим словам? Я сказал вам чистую правду. А говоря о Винченцо, я честно вам признался, что если его талант певца и композитора приводит меня в восторг, то я отнюдь не могу сказать того же о его характере.

— В вашей правдивости я не сомневаюсь. И все же, сударь, один вопрос. Вы рассказали, что как-то раз, когда Бальбо ужинал у вас, он быстро напился до такой степени, что утратил дар речи. Вы готовы это подтвердить?

— Клянусь честью, сударь, так оно и было.

— Хорошо. Я вам верю, тем более что не могу доказать обратное. Можете ли вы подтвердить, что это был именно Бальбо, а не кто-то иной?

— Кто-то иной?

— Да, иной, но столь похожий на Бальбо, что вы могли бы ошибиться?

— О, как я могу ответить на ваш вопрос? Если это был полный двойник моего собрата, то вы сами ответили на свой вопрос! В таком случае моим доверием злоупотребили, и я могу только повторить, что в тот вечер Бальбо был не похож на самого себя. Даже его обычные надменность и говорливость покинули его; впрочем, я отнес это на счет излишней выпивки.

— Я вас понимаю. Еще вопрос. Вы сказали, что родом из того же города, что и Бальбо. Из Норчии, не так ли?

Барбекано кивнул головой.

— Вы знакомы с его семьей? Не знаете, есть у него брат?

— Я гораздо старше его и покинул свою провинцию задолго до того, как он прибыл во Францию. Однако помнится мне, что во времена моего детства в городе жил аптекарь с таким же именем. Увы, больше я ничего не могу вам сказать.

— Ваши показания вкупе с имеющимися у нас сведениями во многом проясняют ситуацию, и — не стану скрывать — свидетельствуют в пользу вашей честности и порядочности.

— О, я счастлив это слышать из уст друга господина де Лаборда, коего я имел честь принимать у себя за столом.

— Сударь, — промолвил Николя, растроганный достойным ответом Барбекано, — я очень вам признателен и прошу вас, поверьте, мне самому очень жаль, что служба королю иногда вынуждает нас докапываться до истины не самыми изысканными способами. А теперь, сударь, скажите, где живет Винченцо Бальбо?

— В местечке под названием Лаорнэ, при выезде из Версаля, возле дороги Сатори; у него там маленький домик.

— Вы бывали там?

— Один раз, и очень давно.

— Не окажите ли вы нам услугу и не проводите ли нас туда?

— Сударь, я всего лишь старик, но если мои услуги нужны и полезны королю, я не стану торговаться. Мне надо лишь несколько минут, чтобы одеться.

Экипаж Бурдо мчался во мраке ночи. Николя отметил, что, сев в карету, Барбекано тотчас заснул, что свидетельствовало о чистой, не запятнанной ложью душе. Сам он по-прежнему пытался отогнать неодолимо осаждавшие его мрачные мысли. Разумеется, Эме жива, но как долго жестокий убийца намерен сохранять ей жизнь? Вспоминая мельчайшие подробности событий последних дней, он без устали делал заметки в своей черной записной книжке; увы, после каждой фразы он ставил знак вопроса.

Отыскать жилище Бальбо в кромешной ночной тьме оказалось не просто. Пришлось выйти из кареты, зажечь потайные фонари и долго блуждать в потемках, возвращаясь в одно и то же место, пока наконец за высаженными в ряд деревьями они не увидели старый дом, напоминавший ферму. Они открыли калитку, и в свете фонарей перед ними предстал небольшой сад, точнее, сад, совмещенный с огородом. В доме, похоже, спали. Чтобы не поднимать шума, Николя прибег к своей отмычке. Дверь послушно, без скрипа, отворилась.

Они вошли в зал с низким потолком, обставленный под гостиную, с большим каменным камином, креслами и столом. У стены стоял клавесин, всюду валялись книги и музыкальные инструменты. В помещении рядом находилась кухня; возле плиты Николя с удивлением заметил ведро, полное мелкого песка. На деревянной столешнице стояли два брошенных прибора. Николя провел пальцем по тарелкам: остатки пищи успели засохнуть. Похоже, дом был пуст. Они обошли все три скудно обставленные комнаты второго этажа, открыли все шкафы с одеждой, старательно обшарили карманы. Наконец во внутреннем кармане плаща Бурдо наткнулся на смятую бумажку и, поднеся фонарь, развернул ее.