Иван Любенко - Убийство на водах

Его супруга ничего не ответила, лишь невесомые шары тополиного пуха неслышно скользили по паркету. Она достала из сумочки небольшой бархатный футляр с зеркальцем на крышке, открыла его… и в этот момент сидевший рядом Круше молниеносно схватил даму за локоть.

– Без фокусов, миссис Браун!

– Отпустите меня!

– Позволите? – Ардашев извлек из углубления футляра миниатюрное оружие. – Да, я был прав, это австрийский шестизарядный револьвер. Такие презентуют дамам для самообороны. Это еще одна улика, изобличающая нашу американскую гостью в двух предумышленных убийствах. Позволю себе заметить, что до тех пор, пока она выбирала разные способы совершения злодеяний, это в известной степени затрудняло расследование и обеспечивало ей неуловимость, но использование дважды одного и того же орудия преступления привело к появлению новых доказательств ее виновности. – Присяжный поверенный встретился взглядом с Эмили. – Простите, мадам, при иных обстоятельствах я бы не осмелился обратиться к вам с такой просьбой, но сейчас у меня просто нет иного выхода – сделайте одолжение, предъявите содержимое вашего ридикюля. – Миссис Браун не шелохнулась. – Что ж, тогда это сделает полиция. Будьте добры, капитан.

Круше беззастенчиво вытряхнул на скатерть массу разнообразных, сугубо женских предметов: несколько заколок, булавки, флакон духов и крохотный кошелек; из бокового отделения сыщик вынул свернутый вчетверо листок. Развернув его, он внимательно прочитал текст и передал его Ардашеву.

Глаза адвоката побежали по выцветшим от времени чернильным строчкам:

«Гр. Шахновскому. Милый граф! Спасибо за ту прекрасную ночь, которую Вы мне подарили. Мой сумасбродный муж проиграл в карты не только мою честь, но и свою собственную. После того, что случилось, я должна рвать на себе волосы, рыдать от стыда и не отходить от образов, вымаливая у Господа прощения, а я вместо этого плачу от счастья и благодарю Спасителя, который свел нас вместе. Жаль, что это случилось при таких скверных обстоятельствах, но теперь мы уже не в силах что-либо изменить. Только сегодня утром я поняла, что, поддавшись на уговоры Афанасия, я потеряла право на жизнь. Этот человек никогда не простит мне то, на что сам же и толкнул меня. А как я смогу объяснить это моим детям? Ведь рано или поздно настанет день, когда мне придется отвечать на их вопросы. Чтобы избежать этого стыда, я и решила распрощаться с жизнью – другого выхода нет.

Самоубийц не отпевают. Их, как безродных грешников, хоронят за кладбищенской оградой. Но если иногда, в сумрачный дождливый день, Вам вдруг станет грустно, Вы, пожалуйста, вспомните обо мне и просто посмотрите на небо, а я, в знак благодарности, сброшу Вам сверху несколько капелек нашего прошлого и такого скоротечного счастья. Прощайте, я ухожу. В моей смерти никого не вините.

Елена Фартушина. 16/VII 1901 г.».

– Да, – тяжело вздохнул Ардашев, – трагичная история. Это письмо связывает воедино слабохарактерного нотариуса, сошедшего позже с ума, его погибшую жену, Синего кирасира, воровского главаря Матушкина и подвернувшихся под горячую руку американской мстительницы трех варшавских жуликов. Однако мы не можем пройти мимо того факта, что именно в сумочке госпожи Браун находилось это послание, адресованное графу Шахновскому (он же князь Вернигорин и шулер по прозвищу Синий кирасир). – Адвокат вновь обратился к Эмили: – Каким образом оно попало к вам? Не хотите отвечать – не надо. Я это сделаю за вас: данная предсмертная записка находилась в том самом пиджаке, который позднее вы, мадам, бросили недалеко от трупа. Это еще одно, пусть и косвенное, свидетельство вашей причастности к убийству Вернигорина.

– И все-таки я никак не могу уразуметь всего этого пасьянса, – честно признался товарищ прокурора. – Что означает этот расклад из пяти одномастных карт: десятки, валета, короля, дамы и туза?

– А это, господа, самая главная ошибка Эмили Браун. Женщина, склонная к эффектам, выкладывала перед нами некий знак удачи – так называемый «роял-флаш» (от английского «royal flush» – «королевская масть»). Это редкая выигрышная комбинация покера – карточной игры весьма популярной в Америке, но совершенно неизвестной ни в Европе, ни в России. – Присяжный поверенный развел руками: – Вот, пожалуй, и все. Позвольте вас покинуть.

Ардашевы вышли на улицу. Где-то в парке играл духовой оркестр. В кафе свободных столиков не оказалось. Напротив магазина с вывеской «Колониальные товары» пестрели афиши, приглашавшие на концерт знаменитого баритона Тартакова; в кинематографе «Бон-Репо» демонстрировалась фильма с Максом Линдером. Курортный сезон на водах был в самом разгаре.

– Ты знаешь, Клим, а мне кажется, что Эмили Браун права, называя самоубийство сестры убийством. Ее палачом стал даже не яд, а собственный благоверный в компании с Синим кирасиром. Все вместе они и отправили несчастную женщину на тот свет.

– Так оно и есть. Старые грехи пускают длинные тени. И одно убийство на водах через десять лет вылилось в цепь жестоких злодейств.

От гостиницы отъехал чей-то экипаж, доверху нагруженный чемоданами и шляпными коробками. Глядя ему вслед, Вероника Альбертовна грустно проронила:

– Вот и все. Два месяца пролетели как один день, и наш отдых тоже закончился.

– Да, – устало вымолвил Клим Пантелеевич, – завтра – домой.

Доброе утро ( англ. ). ( Здесь и далее прим. авт .)

Доброе утро. Рад с вами познакомиться ( англ. ).

Вам никогда не доводилось бывать в Штатах? ( англ. )

Нет, никогда. Но несколько лет назад у меня были некоторые дела с вашими соотечественниками из Сан-Франциско. Кстати, меня зовут Клим Ардашев. Я адвокат ( англ. ).

Очень приятно. Я Николас Браун. Позвольте представить вам мою супругу Эмили ( англ .).

Откровенно говоря, мне еще не приходилось встречать русских, так великолепно говорящих на английском ( англ .).

Благодарю вас, мадам ( англ .).

Надеюсь, мы скоро увидимся ( англ. ).

Зеркальная карта, или «зеркалка» ( жарг. ) – карта, не входящая в колоду, но имеющая точно такой же крап; полируется материей до зеркального блеска. В нужный момент она вытаскивается из левого рукава и кладется вниз. Таким образом, держа колоду в левой руке и сдавая карты, можно видеть их отражение. Чаще всего этот прием используется во время игры в «Двадцать одно».

Своя ( жарг. ) – карта погружается в поташ, затем выносится на холод и там сохнет. В результате она становится плотной и упругой, а также совсем немного увеличивается в размерах, что, между тем, почти незаметно. По виду «своя» ничем не отличается от остальной колоды. В нужный момент, например, перед снятием, шулер незаметно запускает ее в колоду. «Фофан» перед раздачей невольно сдвигает колоду как раз по «своей» – что и было необходимо, т. к. под ней уже заготовленные при тасовке нужные карты.