Николай Свечин - Варшавские тайны

Егор усмехнулся:

— Навряд ли это поможет.

— Их здесь так много?

— Нет, я о другом. Ваш Рышард, скорее всего, никакой не студент.

— Почему? — удивился Лыков.

— Это местная особенность. Поляки — вежливые люди. Настолько вежливые, что всегда готовы сделать приятное соседу. Здесь в обычае завышать статус окружающих. Рядового писца называют радцей, то есть советником. Учителя гимназии — профессором. Журналиста — писателем. Студенту уже сейчас присвоят его будущую профессию инженера или адвоката.

— Чудеса! А кого же тогда назовут студентом?

— Гимназиста старших классов.

— А таких в Варшаве тысячи, — скривился Эрнест Феликсович. — Но что это мы опять о делах? Как говорят в «суконной гвардии»: совершим единоточие!

«Суконной гвардией» пренебрежительно называли полки 3-й гвардейской дивизии, расквартированной в Варшаве. Даже здесь паны усматривали для себя обиду: кавалергардов или лейб-гусар им не присылали!

Сыщики выпили, и Егор продолжил:

— Гимназистов тысячи, а «Дырка» одна. Я сяду там и стану наблюдать.

— И получите клинок между ребер, — сразу оборвал его Гриневецкий. — Слышал я о боевцах. Это не налетчики. Им убить шпицеля [59] Шпицель — шпик (польск. уголовный жаргон). — раз плюнуть.

— А как они догадаются, что я шпицель? Там много молодежи кофей пьет!

— Эрнест Феликсович прав, тебе туда нельзя, — вмешался Лыков. — Только спугнешь. И никому из агентов нельзя. Они все примелькались в вашей деревеньке. А тут единственная ниточка. Новое лицо лишь испортит.

— Одному агенту туда можно, — благодушно изрек Гриневецкий. — Ему вообще везде можно.

— Кому? — вскричали русские.

— Догадайтесь! Он совсем не похож на шпицеля. Нисколько!

— Шмуль Сахер! — хлопнул себя по ляжке Алексей.

— Точно! — обрадовался Иванов. — Привести его сюда?

— Веди.

Громко топая ногами, явился Шмуль — рыжий, ражий и разбитной. Глядя на него, начальство непроизвольно заулыбалось.

— Скажи, ты бывал в кавярне «Дырка»? — начал Гриневецкий.

— Которая на Медовой? Бывал сто разов.

— А там знают, что ты агент?

— Откуда, пан надворный советник?! В Старе Мясте знают лишь моя фамилия. А в остальной Варшаве, спросите вы? А в остальной Варшаве, скажу я вам, все думают, что Шмуль Сахер — это махер, [60] Махер — делец (евр. жаргон). ха-ха! Я же веду обороты с Лодзью… маленькие такие обороты, панове начальники, тольки для прикрытия!

— Молодец, веди и дальше. Прикрытие — вещь важная. Теперь о «Дырке». Нам надо проследить там сообщника Ежи Пехура.

Шмуль сразу посерьезнел.

— По нашим данным, Пехур сколачивает из молодежи шайку боевцев. От него в кавярню ходит некто Рышард Студэнт. Слышал о таком?

— Нет. Какой он наружности?

— Мы не знаем. Мы ничего не знаем, кроме того, что он ходит в «Дырку» и водится там с молодежью. Хозяин заведения — бывший повстанец, у него не спросишь. Тебе поручается заглядывать туда. Так часто, насколько это возможно, не возбуждая подозрений. Перенеси в «Дырку» свои торговые операции, стань завсегдатаем. И смотри в оба глаза. Начни прямо сейчас. Выполняй!

Сахер ушел, задумчивый. А когда вскоре Алексей вышел на подъезд ратуши, агент его там поджидал.

— Ваше высокоблагородие, — сказал Шмуль без своих обычных гримас, — тут один старый еврей очень хочет до вас обратиться.

— Что за еврей? Пусть приходит, я с ним встречусь.

— То мой папаша, Гершель Сахер. Пшепрашэм, но не может ли ваше высокоблагородие уважить папашу и прийти к нам домой? Так будет лучше. Он имеет что сказать до правительства.

— Ну, если до правительства, то поехали прямо сейчас. Оказалось, что агент уже и фурмана арендовал. Сыщики сели в пролетку и отправились в Старе Място. Шмуль велел поднять верх экипажа, а сам сел так, чтобы поменьше высовываться. Лыков, наоборот, вертел головой. Служба не оставляла ему времени для прогулок по Варшаве, и он не успел налюбоваться прекрасным городом.

Пролетка выехала на Замковую площадь. Мелькнул знаменитый «дом под бляхой», затем последовали колонна Сигизмунда и сам королевский замок. Очень скоро экипаж оказался на узкой Свентоянской улице. Как интересно вокруг! Алексей любовался и жалел, что не зашел сюда раньше. Самые старые здания Варшавы здесь! Винный подвал Фукера, знаменитый на всю Европу, где-то за углом! Сахер показывал начальнику именные дома: «под кораблем», «под негром», «под Святым Марком». Вот и рыночная площадь. Коллежский асессор помнил из путеводителя, что она крохотная — всего 45 на 35 саженей. [61] Размеры Рыночной площади Старого Места — 90 на 73 метра. Но когда увидел своими глазами, поразился: такая теснота! Экипаж не смог ехать дальше и вынужден был остановиться.

— Уже близко, — ободрил начальство Шмуль. — Мы живем вон за тем углом, возле Гнойной гуры.

— Гнойная гора? — удивился Лыков. — Что за странное название?

— Раньше то была свалка. Давно, тыщу лет назад. Может, пятьсот… А вот и Каменные Сходки, я тут вырос.

— Каменные Ступени? Любимая улица Наполеона?

— То так, — с гордостью подтвердил агент.

Улочка оказалась узкой лестницей, по сторонам которой уместились лишь четыре дома. Все они были средневековой постройки и принадлежали, судя по характерным признакам, иудейскому племени. Сахер открыл незапертую дверь и завел гостя в ближайший из домов. В нос Лыкову ударили запахи небогатого еврейского быта. Пожилая, очень полная женщина, увидев вошедших, тут же молча исчезла в комнатах.

— То моя матка, — пояснил Шмуль. — Стесняется. Зато папаша ничего не стесняется, раз вытребовал в гости самого господина коллежского асессора! Невозможно описать, ваше высокоблагородие, как я вам признателен. Вы такой негордый, посетили простого еврея. Ни один поляк никогда так не сделает. А вы! Это станет событием для папаши!

Они вошли в маленькую комнату окнами на улицу, и Шмуль сразу же сердито закричал:

— Фатер, я ведь просил вас убрать эту бебеху! Вы позорите меня перед паном начальником! И опять надели рваные пантофли? Ай-яй!

И бросился вынимать старую перину, которой от сквозняка было заткнуто окно. В комнате тут же сделалось светлее.

Сахер-старший, смущаясь, засунул ноги в дырявых тапочках под козетку.

— Шмуль, но в них еще много можно ходить…

— Ах, папаша! Посмотрите на него, пан Лыков. Это человек числится в шэдэмсэт тыщенц капитала! Он выдает пожички, половина Варшавы у него в вежичелах. [62] Пожички — ссуды, вежичел — клиент (польск.). А сидит в обносках и затыкает окно бебехой.

— Ваш отец имеет семьсот тысяч капитала, а вы пошли служить в сыскную полицию? — поразился Алексей.

— Знакомства в полиции будут полезны, когда я заведу свое дело… Но вот знакомьтесь, ваше высокоблагородие, — то мой папаша.