Николай Свечин - Варшавские тайны

Увидев сомнение, старший из парней добавил:

— Пан Эугениуш отыскал, кого обещал.

Сердце Лыкова учащенно забилось. Ловушка? А вдруг нет? Просто у Стробы имеются в подчинении разные люди? Покажешь настороженность — поляки посмеются… Но лучше быть смешным, чем мертвым!

Так ничего и не решив, сыщик направился к указанной двери. При этом незаметно перехватил бутылку, которую нес в бумажном пакете, за горлышко. На всякий случай — так удобнее бить. Тут в голове мелькнула неуместная мысль: пятьдесят шесть рублей отдал! Жалко!

Они напали на него в коридоре. Шедший впереди крепыш вдруг встал как вкопанный. Алексей с ходу налетел на него. Выручило лишь то, что он был наготове. Сыщик сбил парня с ног, шагнул на его место и одновременно развернулся в замахе. Боевик, шедший сзади, ударил Лыкова в спину ножом — и проткнул воздух. Лицо у него сделалось недоумевающее… Как не попал? Тут по дуге прилетела бутылка и ударила террориста в темечко. Бац! По лбу полилось красное — то ли вино, то ли кровь, и поляк рухнул на пол. Третий боевец уже целил в сыщика из револьвера, и тот не раздумывая ринулся вперед. Он делал короткие и быстрые зигзаги, как в свое время учил его Таубе. Грохнули три выстрела — мимо! Не сбавляя темпа, коллежский асессор забежал в ресурс.

— Где второй выход?

Через десять минут, все еще возбужденный, Лыков рассказывал свое приключение Гриневецкому с Ивановым. Страх выходил из него через самоиронию. Сыщик в карикатурном виде описал свое бегство с поля боя и заячьи увертки в тесном коридоре. Под конец выдохся и спросил:

— Эрнест Феликсович, у тебя осталось что-нибудь в комоде?

Гриневецкий засопел удовлетворенно и вынул бутылку мышливки. [65] Мышливка — охотничья настойка. Налил Алексею целый стакан, а себе с Егором по рюмке.

— За твою ловкость! Так?

— Ага, — согласился ловкач и вмиг опростал посуду. Зубы его звякнули о стекло. — Вот теперь мне страшно… Ребята, а что такое ресурс?

— Это клуб по профессиональным интересам, — пояснил Егор. — Но там и пиво с водкой наливают, и буфет обычно хороший.

— Последняя бутылка урожая 1812 года! — вдруг воскликнул Лыков. — Пятьдесят шесть целковых! И разбил об чью-то дурную башку… Где я еще возьму подобный токай? Вот собаки! Ну, они мне ответят! — Затем попросил жалобно: — Эрнест, налей еще пендюрочку!

Но тот со словами «а помнишь, как ты меня лишал?» спрятал бутылку в комод. Алексей немного покручинился, а потом сообразил:

— Эти люди откуда-то знали, что я встречался с Большим Евгением. И пытались подражать его охране. Ну?

— Что «ну?» — не понял Егор.

— Кому вы двое пересказывали мое сообщение?

— Я — никому, — тут же заявил коллежский регистратор.

— А ты? — Алексей перевел взгляд на начальника отделения. — Например, Яроховскому?

Эрнест Феликсович смутился:

— Вчера вечером… как-то само с языка слетело. Но ведь он один из нас!

— Да, один из нас, — сразу согласился Алексей.

— И потом, я думаю выдвинуть его на освободившуюся должность… моего помощника. Франц Фомич — достойный человек и настоящий поляк. Пусть начинает входить в дела.

— Да, конечно. Из всех служащих отделения он самый подготовленный.

Гриневецкий подозрительно покосился на Лыкова:

— А чего это ты во всем со мной соглашаешься? Мину закладываешь?

— Зачем ты так? Я скоро уеду. А ловить польских жуликов должны поляки, это я уже понял.

И разговор на этом прекратился. Лыков, чтобы окончательно выгнать из себя страх, пошел прогуляться. Совсем, мол, вас не боюсь! Разумеется, никто на него не напал. Вооб ще, день у коллежского асессора получился туристический. Сначала он облазил Старе Място, а сейчас заглянул в Саксонский сад. Варшавские парки нравились столичному гостю. Жалко, не добрался он пока до Лазенок — говорят, там лучше всего. Но и в Саксонском было чудо как хорошо! Неожиданно посреди парка он заметил что-то необычное. Несколько чисто одетых юношей и барышень подошли к обелиску. Плюнули на него шумно, не скрываясь, и удалились. Заинтригованный Лыков решил посмотреть. Оказалось, молодежь плевала на памятник польским генералам, не поддержавшим Ноябрьского восстания 1830 года. Доска с надписью «Полякам, верным своему монарху» вся была захаркана. Ох уж эти варшавские штучки… Скорей бы домой, где никто не считает тебя захватчиком. И скорей бы уж отпустили несчастную Польшу — всем от этого станет лучше.

День закончился без приключений. Алексей поужинал в одиночестве в кухмистерской при доме и поднялся к себе в пустую квартиру. Пан Влодзимеж, как всегда величественный, вручил ему у конторки письмо. Писала Варенька. Сыщик положил конверт на стол и долго не распечатывал. Малгожата! Красивая и свободная. Совсем недавно она лежала на этой вот постели нагая и манила его пальчиком… И он, Лыков, до сих пор жалел, что Егорка прибежал так некстати! Но пришла весточка из дому, и теперь Алексея ел стыд. Он же венчаный! Как грех замаливать? А как Варваре в глаза посмотреть? Вдруг к его стыду добавился еще и страх. Что, если он подхватил от Малгожатки дурную болезнь? Запросто! Хоть и не гулящая, но явно охоча до мужского пола. Черт знает, с кем эта дурная баба спит! Ужас! Если это случилось, от жены не утаишь. Тогда конец семейному счастью — Варвара не простит…

Лыков с трудом заснул.

Приключения возобновились к обеду следующего дня. Прибежал агент Стжеминский и принес записку от Сахера: «Приходите в „Дырку“ срочно». Лыков засунул сзади за ремень «Веблей», кликнул Егора, и они поспешили на Медовую.

Когда до кавярни оставалось пятьдесят саженей, из нее вышел паренек в синей конфедератке. Самый обычный на вид, ничем не выделяющийся из толпы. Но именно за ним потопал появившийся через минуту Шмуль. Сыщики укрылись за тумбой, а затем сели на хвост своему филеру. Дальше передвигались уже вчетвером. Лыков держал дистанцию в тридцать шагов и боялся ее сокращать. Так и шли, словно связанные незримой нитью. Боевик направлялся в Ново Мяс то. По Долгой он добрался до Феты и устремился по ней быстрым шагом. Сыщики тоже поднажали. Рышард был неутомим, и грузный Сахер начал отставать. Вдруг, когда поляк подходил к костелу Святого Франциска, случилось неожиданное. Из подворотни вынырнул мужчина, одетый мастеровым, и пристроился за спину филеру. Шмуль его не замечал и продолжал слежку. А «мастеровой» порылся в кармане и достал нож.

Все произошло стремительно. Если бы Лыков стал размышлять, Сахера бы зарезали. Но у коллежского асессора сработали рефлексы. Не отдавая себе отчет, что он делает, Алексей выхватил револьвер и выстрелил в спину «мастеровому». Тот уже занес руку для удара… Вспоминая потом случившееся, Лыков удивлялся себе. Пуля могла задеть Сахе ра или кого-нибудь из прохожих. Стрелять в толпе было категорически нельзя! Но он выстрелил не думая.