Дмитрий Дивеевский - До второго потопа

– Удачи тебе, Всеволод Дмитриевич. Воюй подольше, добывай победу. Ты боец, так боец. А мы со Степкой быстро поляжем. Вот призовут нас, и считай, поляжем. Чую я.

Таких ребят в армии было много. Скольких их должна была найти смерть, чтобы из сотни призывников появился десяток-другой закаленных и умелых бойцов? Вот и сейчас, глядя на своих не обстрелянных батарейцев, Севка думал, что немногим из них суждено выйти из битвы живыми. О собственной смерти Булай приучился не думать. Ему казалось, что она ходит где-то рядом невидимой тенью, и стоит только сосредоточиться на ней, как она приблизится вплотную. Он не знал, есть ли у него ангел-хранитель, или нет, но много раз убеждался в том, что смерть ходит необъяснимыми кривыми тропинками, порой находя глубоко спрятавшихся от нее солдат, а порой обходя отчаянно храбрых. Булая смерть обходила неоднократно, только раз коснувшись своей ледяной рукой в Ржевском окружении. Об этом не давал забывать шрам, рассекающий его спину от лопатки до поясницы. Осколок снаряда прошел по касательной по всей спине, вырыв в ней глубокую полосу, но не углубившись в тело. В тылу врага не было госпиталя, и рана срасталась под перевязкой, перекосив спинные мускулы. Он постоянно чувствовал болезненное напряжение в спине, но благодарил судьбу за то, что так легко прошел целых полтора года боевых действий.

После расположения на позициях, артиллеристы прошли курс изучения новых тяжелых танков противника «Тигр», «Пантера» и самоходки «Фердинанд». Генштаб расстарался, и перед ними были развешаны плакаты с изображением новой боевой техники немцев. Самым могучим выглядел «Тигр». Его многотонная туша и показавшаяся огромной пушка производили впечатление. На плакате для сравнения была изображена наша противотанковая сорокопятка, похожая на кузнечика рядом со слоном. Эти хорошо зарекомендовавшие себя пушечки начала войны в схватке с «Тигром» уже не годились. Его броню не пробивали даже снаряды 76-миллимитровых Севкиных орудий. Примерно такими же были и новые «Пантеры» с «Фердинандами». Было ясно: немцы решили наверстать прежние упущения первого периода войны, и начали производить танки, превосходящие наши Т-34 по своим боевым характеристикам. Правда, главное их преимущество было в броне и оружии, но не в скорости. Советские машины оставались более маневренными на поле боя.

Изучались способы борьбы с новой немецкой техникой. Все эти типы машин имели броню толщиной до десяти сантиметров, которую не брали даже бронебойные снаряды на расстояния прямого выстрела. Бороться с ними можно было только с малых дистанций, да и то не в лоб, а с боковой проекции. Остановить наступление нескольких таких танков батарея Булая могла только одним способом – снайперской стрельбой по гусеницам или пропустив через себя, и стреляя в тыльную и боковую часть. Такая тактика приносит поголовную гибель личного состава, ведь за танками идет пехота. Была надежда на то, что наши силы будут укреплены самоходными установками САУ-122, имевшими пушки, способными пробивать броню «Тигров» и крупнокалиберными гаубицами, которые можно наводить на прямой выстрел. Предстоящие танковые сражения также вызывали озабоченность советского командования. Старые тридцатьчетверки могли бить немца лишь в бок или сзади, а новые, с более мощными орудиями еще только поступали на фронт. Способных противостоять «тиграм» тяжелых танков КВ было немного. Поэтому при умелой организации боя немцы имели реальный шанс пробить своими танковыми клиньями нашу оборону.

Командование не информировало войска о дне начала битвы и это усиливало напряжение. В безоблачном небе с утра до вечера властвовало солнце, раскаляя воздух до невыносимой жары. Всем хотелось дождя, как будто он принес бы не только физическое, но и моральное облегчение. Настроение Булая было тяжелым. Он видел, что битва будет жестокой, возможно, такой жестокой, каких еще не бывало в истории. Все говорило о том, что главными участниками станут армады танков и артиллерийских орудий, способных уничтожать все живое на огромных площадях. Шансов выжить в такой битве немного. В то же время мысль о том, что теперь мы стали равными немцам во всем, в том числе и в искусстве сражений, подбадривала и давала надежды. Наши маршалы научились воевать. Не выдадут. Хотя желание жить в теле двадцатилетнего парня властно прогоняло мысли о возможной гибели и призывало сладкие воспоминания о Насте. Она любит его, он понял это со слов ее матери. Скорее бы увидеться, скорее обнять и зацеловать эту неповторимую девушку!

Готтфрид Золль потерял сон. Летом сорок третьего года в его душу пришел панический страх. По ночам он видел, что Черный ангел роняет свое оперение. Темные облака перьев отделялись от едва видимого силуэта и опускались на землю, чтобы накрыть немцев новой пеленой жестокости и безумия. Теперь, после Сталинграда, появлялось все больше подданных Рейха, которым становилась понятной катастрофа, затеянная Гитлером, и чтобы она не стала понятной всему народу, облака безумия падали, и падали на душу и разум людей. Готтфрид знал, сейчас Адольф с помощью Черного ангела попытается собрать воедино все зло, накопленное в немецкой душе, чтобы усилить в ней воинственный дух и достичь перелома в войне. Весы войны действительно застыли в равновесии. Столкнувшись зимой и весной сорок третьего года еще в нескольких битвах, армии обессилели, и на фронте наступило долгое затишье. Такого затишья еще не бывало. Подступал уже июль, а на фронтах уже три месяца царила тишина.

Это была тишина подготовки к новому, главному этапу войны. Готовилась особенная битва. На сей раз никто не заботился о том, чтобы ввести противника в заблуждение и осуществить неожиданный маневр. Сталин видел, что фашисты готовятся срезать выступ Курской дуги, длиною в 150 километров, а Гитлер понимал, что русские создадут на пути его клиньев глубокую оборону и будут стоять до конца. Оба готовились к лобовой схватке, понимая, что на сей раз ни военная хитрость, ни толщина брони не будут играть главной роли. Все будет решать сила духа.

Черный ангел изо всех сил старался укрепить воинственность немецких соединений. Сегодня перед немецким солдатом возник вопрос, который никогда не возникал ранее: неужели противник воюет лучше него? Этот вопрос появился после Сталинграда и немецкий солдат должен был сам ответить на этот вопрос только одним ответом: нет, лучше меня никто не воюет. Я пришел на русскую землю, чтобы стать ее хозяином и я должен доказать свое право таким хозяином быть.

Немецкий солдат знал, что ему придется наступать на численно превосходящие силы русских, что его танки в большинстве своем уступают советским танкам, что русские вгрызлись в землю, и выкуривать их придется неимоверными усилиями. Но он был отважным, умелым и стойким солдатом. Он был уверен в своем превосходстве над «недочеловеками», которых комиссары заставляют воевать под дулами пулеметов. Миллионная армия немцев, сконцентрировавшаяся вокруг Курской дуги, наполнялась неукротимым желанием идти в бой, чтобы доказать, что поражение под Сталинградом было всего лишь мелким эпизодом в сравнении с предстоящим разгромом русских под Курском, который войдет в историю боевой славы вермахта и решит судьбу всей войны.