Фил Рикман - Кости Авалона

— Это моя земля, — произнес Кэрью.

Молчание на вершине холма, казалось, воцарилось навечно. Будто убийство свершилось по воле самого дьявольского холма. Словно лишенный одной жизни, он взял другую.

Когда-то давно у подножья Рыбьего холма сошел на берег Иосиф Аримафейский, воткнув свой посох в плодородную почву острова Авалон. Почву столь плодородную, что посох дал почки и разросся терновым кустом, дожившим до наших дней, расцветая каждый год на Рождество.

Об этом мне рассказал Джо Монгер. Красивое предание, гласившее о том, что холм был рыбиной из созвездия Рыб, эра которых наступила с началом христианской эпохи. Я и раньше сидел возле терновника, не зная прекрасной легенды о нем. Обдуваемый прохладным ветром, я снова сидел рядом с высоким кустом в день памяти святого Давида. Дожив до ста лет, он умер тысячу лет назад или раньше.

Святой Давид? О да, он тоже побывал здесь, а как же иначе?

Отсюда открывался прекрасный вид и на аббатство, и на дьявольский холм. Кто знает, быть может, здесь начинался мост между двумя мирами — языческим и христианским, земным и небесным. И аббат хорошо понимал, что делает, отдавая этот участок земли Кейт Борроу под лечебные травы.

— По представлениям аббата, — говорила Нел, — целебные свойства растений, традиционно связанных с тем или другим звездным знаком, должны были значительно усилиться, если выращивать эти растения внутри земного круга созвездий…

— Она сказала тебе об этом?

— Конечно же, нет. Мысль пришла мне в голову, когда я проснулась сегодня утром. Я вспомнила, что говорила мать, когда какая-то травка хорошо прижилась тут — тысячелистник или ромашка, сейчас не помню. «Ага, — сказала она, — это растение соответствует знаку Рыб». Потом еще мама ходила вместе с аббатом сажать травы в других полях, принадлежавших аббатству, и… я догадалась.

Логичность такого предположения было трудно оспорить. Монахи посвятили Кейт в хранимую ими тайну земного зодиака. Кейт Борроу работала вместе с монахами над новыми способами врачевания с применением астрологии. Значение их совместной работы поражало воображение.

— Кажется, это не единственный секрет зодиака, и далеко не самый важный, только…

Нел улыбнулась и пожала мне руку, и я взглянул на нее со страстью, но без надежды. Хотя мы спали с ней уже четвертую ночь, я чувствовал, что скоро нам придется расстаться.

Почти неделя прошла с тех пор, когда Нел начала говорить, не испытывая при этом боли. Она объясняла ее только жжением и рубцами, оставшимися на ее шее, несмотря на бальзамы и мази, которыми смазывала их Джоан Тирр. Однако я подозревал и другую причину. Мне кажется, Нел не желала говорить до тех пор, пока не поймет все до конца.

Она сидела рядом со мной в синем платье и старенькой муслиновой шали, намотанной вокруг шеи от прохладного ветра. Я не прикасался к ней. Внизу виднелась верхушка креста над могилой Кейт Борроу, а впереди лежало аббатство, похожее на осколки разбитой короны.

— Ты уверен, что не видел его? — спросила Нел. — Он несколько мгновений стоял рядом с тобой.

Я покачал головой. Думаю, она имела в виду аббата. Ковдрей сказал мне, будто в ту ночь на вершине дьявольского холма видели больше людей, чем их спустилось потом вниз.

— Я заметил одного феникса, созданного пламенем факелов, — ответил я. — Я скучный книжник, лишенный дара видений.

Из горла Нел вырвался смех, что, должно быть, причинило ей боль.

И я до сих пор не мог разобраться, что было реальностью, а что — только сном или воспаленным воображением человека, который больше суток не ел и не спал. О своей встрече с Нострадамусом я никому не рассказывал. Старик исчез к тому времени, когда люди Кэрью ворвались в Медвел, найдя только статуи святых и дарохранительницу в подвальной часовне.

Слабые доказательства для обвинения самого Файка, заявил Кэрью, хотя Дадли подозревал, что Файку было слишком многое известно о Кэрью, чтобы предстать перед судом. Однако пребывать в должности мирового судьи, ему, вероятно, оставалось недолго.

Похороны Стефана Файка прошли без церемоний. «Поднять нож на королевского шталмейстера? — с тоской заявлял Кэрью. — У меня не было другого выбора».

Я не мог не задуматься о мотивах, побудивших Эдмунда Файка выдать своего злонравного сына за монаха. Помышлял ли он на самом деле, когда при королеве Марии в Англии снова восторжествовал католицизм и появилась надежда на возрождение аббатства, поставить его под контроль Стефана? Безрассудство. Хотя в те времена многие епископы и аббаты стояли намного ближе к дьяволу…

Вернулся ли брат Михаил во Францию в компании старого друга Мэтью Борроу? Если бы понадобились доказательства виновности Мишеля де Нострадама в организации легендарного заговора, я не смог бы представить ничего белее существенного, чем его дружба с Борроу.

Что за человек был этот Борроу? Почему ни его жена, ни его дочь, даже в тени виселицы, не осмелились выступить против него?

На неделе после отъезда Дадли я побывал на похоронах Бенлоу и перезахоронении всех костей из его подвала на лугу за церковью Иоанна Крестителя, потом еще раз навестил миссис Кадвалад. Теперь, когда Борроу исчез из города, а положение Файка оказалось под вопросом, открывалось все больше и больше правды.

Монгер припомнил, что в начале тридцатых годов, незадолго до объявления короля главой церкви, некто предложил аббату переправить богатства монастыря во Францию, где католическая церковь заботилась бы о них должным образом. Исходило ли предложение от Файка, монастырского казначея? Наверняка от него. Однако Ричард Уайтинг, англичанин по духу, был непреклонен — очевидно, верил, что черная рука Кромвеля никогда не замахнется на колыбель английского христианства. В самом деле, это случилось лишь лет пять спустя.

От миссис Кадвалад я узнал о первой встрече Кейт с человеком, которому суждено было стать ее мужем. Они познакомились, когда Мэтью Борроу явился в аббатство, чтобы проткнуть нарыв на шее настоятеля. Казалось, необразованная кухарка едва ли могла составить пару доктору. К тому же Кейт, неотразимая красавица, носила ребенка.

— Могла ли когда-либо женщина быть более благодарной мужчине? — объяснила миссис Кадвалад. — Клянусь, она отдала бы за него жизнь.

Что и случилось.

Мэтью Борроу, как мне представлялось, вполне сознавал, что его миссия может растянуться на многие годы. Ему требовалась чтобы отвадить от своего дома других девушек и их честолюбивых отцов. Постоянные отказы Борроу вызвали бы подозрения. Или, чего доброго, подумали бы, что он… Борроу нужна была женщина…

— Малообразованная, — рассказывала миссис Кадвалад. — Которая знала бы свое место. Никогда не ставила бы под сомнение его отлучки. Домашняя прислуга с обручальным кольцом.