Роджер Желязны - Ружья Авалона

Сойдя на берег, я сказал:

— Прощай, «Бабочка».

Парусник медленно развернулся и поплыл в глубину вод. Я знал, что он вернется в бухточку Кабры, потому что маяк находился недалеко от отражения, на котором я высадился.

Обернувшись, я посмотрел на темную линию деревьев, понимая, что мне предстоит долгий путь. Я пошел вперед, производя нужные изменения. В молчаливом лесу царил предрассветный холодок, и это было здорово.

Я еще не добрал в весе фунтов пятьдесят, изредка у меня рябило в глазах, но постепенно я обретал прежнюю форму. Сумасшедший Дворкин помог мне бежать из темницы Амбера, пьянчужка Жупен окончательно поставил меня на ноги, и теперь я хотел найти подобие отражения, которого больше не существовало. Избрав тропинку, я продолжал идти вперед.

Через некоторое время я остановился у высокого дерева, которое и должно было стоять на этом самом месте, засунул руку в большое дупло, вытащил свою серебряную шпагу и пристегнул ее к поясу. То, что она осталась в Амбере, не имело ровным счетом никакого значения. Сейчас она была здесь, потому что лес находился на отражении.

Я шел в течении нескольких часов, оставляя невидимое солнце за левым плечом, затем немного передохнул и снова пустился в путь. Мне было приятно смотреть на опавшие листья, камни, пни, зеленеющие деревья, траву, темную землю. Я с наслаждением впитывал в себя маленькие запахи жизни, прислушивался к жужжащим, звенящим и чирикающим звукам вокруг. Боже! Как я восторгался своими глазами! Чувства, которые я испытывал после четырех лет полной тьмы, невозможно было передать словами. А ощущать свободу...

Полы моего старенького рваного плаща раздувались и хлопали под порывами ветра. Должно быть, я выглядел сейчас лет на пятьдесят: худой, если не тощий и с морщинистым лицом. Разве кто-нибудь сможет меня узнать?

Я шел, меняя отражение за отражением, но так и не попал куда хотел. Наверное я стал излишне сентиментален. Вот что произошло...

На обочине дороги я увидел семь человек: одного живого и шесть мертвых. Трупы лежали в самых разнообразных позах, и из многочисленных отсеченных конечностей кровь давно перестала течь. Оставшийся в живых находился в полусидячем положении и опирался на покрытый мхом ствол гигантского дуба, держа шпагу поперек колен. Его серые глаза были открыты и подернуты поволокой, костлявые пальцы судорожно сжаты, глубокая рваная рана в боку сильно кровоточила. Доспехов на нем, в отличие от некоторых мертвецов, не было. Дышал он медленно и, насупив мохнатые брови, не отрывал взгляда от ворон, которые выклевывали глаза трупам. Меня он, казалось, не заметил.

Я поднял капюшон плаща и опустил голову, пряча лицо. Потом сделал несколько шагов вперед. Когда-то я знал этого человека, а может, такого-же, как он, хотя с тех пор прошло много лет.

Когда я приблизился, он чуть поднял шпагу, направив острие мне в грудь.

— Я — друг, — сказал я. — Хотите глоток воды?

Какое-то мгновение он колебался, затем кивнул.

— Да.

Я протянул ему открытую фляжку; он выпил, закашлялся и снова приложился к горлышку.

— Благодарю вас, сэр, — произнес он, отдышавшись. — Жаль, у вас нет ничего покрепче. Черт бы побрал эту царапину!

— Есть и покрепче. А вам можно?

Вместо ответа он протянул руку и я дал ему другую фляжку. После первого глотка водки, которую пьет Жупен, он закашлялся секунд на двадцать, не меньше, а затем улыбнулся левой стороной рта и доверительно мне подмигнул.

— Сразу полегчало. Не возражаете, если я смочу этой штукой свой бок? Жаль, конечно, хорошего напитка, но...

— Забирайте все, если надо. Но ведь у вас трясутся руки. Хотите, помогу?

Он кивнул, и я расстегнул его кожаную куртку, не обращая внимания на многочисленные царапины на руках, груди и плечах, а затем срезал кинжалом рубашку, прилипшую к ране. Рана выглядела достаточно неприятно и тянулась по всему животу, доходя до верхней части бедра. Стянув ее края руками, я вытер кровь шейным платком.

— Начали, — сказал я. — Сожмите зубы и отвернитесь.

Когда я начал лить водку на открытую рану, тело его судорожно дернулось, потом задрожало мелкой дрожью. Но он так и не вскрикнул. Я был уверен, что он смолчит. Сложив платок в несколько раз, я положил его на рану и туго перевязал полосой, которую оторвал от полы плаща.

— Хотите еще выпить? — спросил я.

— Воды. И мне необходимо хоть немного поспать.

Он сделал несколько глотков и голова его склонилась на грудь. Я соорудил ему некоторое подобие подушки, накрыл плащами мертвецов, сел рядом и стал наблюдать за красивыми черными птичками.

Он меня не узнал. Неудивительно. Если бы я ему открылся, он, возможно вспомнил бы меня — ведь мы были знакомы, хотя никогда не встречались.

Я отправился в далекое путешествие на поиски отражения, которое когда-то хорошо знал. Правда, оно было уничтожено, но я мог воссоздать его, поскольку Амбер отбрасывает бесконечное количество отражений и любой человек королевской крови может управлять ими, как ему заблагорассудится. В моих жилах текла королевская кровь. Если вам больше нравится, можете называть отражения параллельными мирами, альтернативными вселенными или плодом воображения расстроенного мозга. Лично я — впрочем, как и все мои братья и сестры — называю их отражениями. Таким образом, можно сказать, что каждый из нас выбирает нужную ему вероятность и создает собственный мир. И хватит об этом.

На паруснике, а затем пешком я отправился в Авалон.

Я жил там много веков назад. Это долгая, сложная, удивительная и болезненно-мучительная история, и, может, я расскажу ее потом, если останусь в живых и успею закончить свое повествование.

Я подходил все ближе и ближе к Авалону, когда увидел раненого рыцаря и шесть трупов. Я, конечно, мог пройти мимо и на другом участке дороги встретится с рыцарем, убившим шестерых бандитов и не получившим не царапины, или, наоборот, с шестью целыми и невредимыми бандитами, которые весело смеялись бы, стоя над трупом рыцаря. Впрочем, многие скажут, что это не имеет значения, так как я перечисляю лишь вероятности, каждая из которых существует на одном из отражений.

Окажись на моем месте любой из членов нашей семьи — пожалуй, за исключением Жерара и Бенедикта, — он прошел бы мимо, не останавливаясь, ни на секунду не задумавшись. А я в последнее время стал настоящим мямлей. Раньше я таким не был. Возможно, пребывание на отражении земля смягчило мой характер, а может, длительное заключение в темнице Амбера заставило по-иному относится к человеческим страданиям. Не знаю. Знаю только, что не смог остаться равнодушным, встретившись с тяжело раненым человеком, двойник которого был когда-то моим другом. Но если бы я прошептал ему на ухо свое имя, то скорее всего услышал бы в ответ проклятья и наверняка приобрел смертельного врага.