Фил Рикман - Кости Авалона

Мы спускались по склону последнего из холмов, лежавших на нашем пути, когда серп луны прорезался сквозь темные облака. В свете его холодных лучей аббатство казалось серым призраком с каменными руками, будто выставленными нам навстречу, чтобы сдавить в ледяных объятиях.

Трактир «Джордж», массивное каменное здание в самом сердце городка, служил временным пристанищем путникам с кошельком и когда-то, должно быть, встречал их приветливым светом. Только не в этот вечер… Где-то внутри, быть может, и теплился огонек, но в окнах первого этажа было темно, словно в адской утробе.

Кэрью выслал вперед одного из своих людей, и к нашему приезду двое юношей уже встречали нас на заднем дворе, чтобы позаботиться о лошадях, которых мы не меняли от самого Бристоля.

— Ковдрей! — крикнул Кэрью. — Где этот чертов Ковдрей?

— Я тут, сэр Питер, я тут. — Воткнув шипящий факел в рожок на стене, мужчина неуклюже спустился по деревянным ступеням. — Зажег для вас огонь, сэр. Печи тоже затопили.

— Почему только сейчас, черт возьми?

— Сэр Питер, у нас уже больше двух недель не было ни одного путника. Февраль, как-никак.

— Ну, я же тебе говорил? — рыкнул Кэрью в сторону Дадли и хрипло усмехнулся, будто сплевывая мокроту. — Помойная яма Запада, а не город.

Город? Хотя его главная улица и лежала на дороге, ведущей в Эксетер, я заметил не больше полутора десятков домов, включая церковь с высокой колокольней. И сам монастырь во всем его неприглядном великолепии.

— Притащи побольше дров, Ковдрей, — велел Кэрью. — Завтра с рассветом я еду в Эксетер, а эти джентльмены задержатся здесь на несколько дней. Мастер Робертс и доктор Джон из королевской комиссии древностей.

Сесил настоял на том, чтобы мы скрывали свои истинные имена. Я не возражал, но вот Дадли, похоже, уже начинало казаться, будто без почетной мантии он просто наг. В бристольской гостинице, где мы провели прошлую ночь, его скромные ухаживания за нашей горничной были грубо отвергнуты. Простой королевский служака… мелкая птица.

Кэрью — напротив… Даже в Бристоле он часто пользовался признанием. Знаменитость Запада. История его жизни как будто вошла в легенды. Самая известная из них восходила к временам его юности, проведенной в Эксетере. Сбежав из школы, Кэрью забрался тогда на крепостную башню и грозился спрыгнуть оттуда, если его попытаются вернуть назад в школу… Говорят, отец притащил, в конце концов, сорванца домой на собачьем поводке.

После сравнительно приличного ужина из жирной похлебки и жареной баранины Кэрью позвал в наш тесноватый дубовый зал владельца трактира.

— Закрой дверь, Ковдрей. Садись. Нужны твои знания как старожила.

Хозяин трактира, крупный детина с редкими рыжими волосами и грубой недельной щетиной на лице, имел вид стойкого человека, не сломленного жизнью. Вытерев о передник руки, он опустился на край скамьи у двери. Четыре свечи разливали кремовый свет над дубовым столом. В печи, благоухая, трещали поленья — вероятно, из яблони. В этих местах, бывших некогда островом Авалон, такого добра имелось в изобилии.

Кэрью стоял спиной к печи, глаза под густыми черными бровями блестели в свете свечей.

— Эти добрые люди, Ковдрей, назначены королевой для расследования обстоятельств исчезновения некоторых бумаг и имущества аббатства.

— Поздновато, сэр, — ответил Ковдрей, — если позволите высказать мнение.

— Мне можешь сказать все, что хочешь, но если хоть одно слово просочится за эти стены, я прикрою твое паршивое заведение уже к середине недели. Мы поняли друг друга?

— Понятно, сэр, — тихо ответил Ковдрей. Однако он не выглядел слишком испуганным. — Мы всегда понимали друг друга.

— Полных двадцать лет минуло с тех пор, как аббатство вырвали из жирных лап продажных монахов, — продолжил Кэрью. — Теперь, когда наступили мирные дни, в Тайном совете решили, что пришло время провести переоценку оставшегося имущества для раскладки налогов.

— Монахи давно покинули эти места.

— Скатертью дорога. Все убрались?

— Так… из города, почитай, большинство. У них было хорошее содержание — почти по пять фунтов в год.

— Чем теперь занимаются?

— Один подковывает лошадей. Здесь работы хватает.

— Ну, хоть какая-то польза, — фыркнул Кэрью.

— А потом, надо ж кому-то освящать браки.

— Во всем есть свои недостатки.

Кэрью бросил взгляд в сторону Дадли, но тот не ответил. Я полагал, что Дадли женится по любви, но, конечно, все знали, что мой друг предпочитает держать любовь в запасе.

— Может быть, стоит поговорить с этим кузнецом, мастер Робертс? — предложил Кэрью.

— О да, — энергично закивал головой Дадли. — Непременно поговорим.

Кончики его усов повисли над дублетом цвета болотной воды. Дабы соответствовать образу мастера Робертса, Дадли пришлось облачиться в скромное и неброское одеяние, и, казалось, одежда смирила и его нрав. Даже прошлым вечером в гостинице он приставал к горничной как-то вяло, будто больше не считал обязательным удовлетворять свою похоть.

Вздохнув, Дадли выпрямился и глотнул пива.

— Недурной у вас эль.

— Варили по рецепту фламандских ткачей, — ответил Ковдрей. — Хорошие люди, в целом. Кое-кто из наших, правда, болтает, мол, они привезли с собой овечью чуму, только, черт ее дери, она была тут еще до их появления.

— Сейчас часто случается?

— Бывает. В последнее время померло несколько человек. Наверное, мы просто чаще стали ее замечать, ведь теперь снова живем только за счет овец — все деньги от них. Люди боятся черных язв, но голод еще страшнее.

— Насколько мы понимаем, мастер Ковдрей, — вступил в разговор Дадли, — монахи забрали из аббатства некоторые вещи. Я не хочу сказать, что это обязательно золото или драгоценности. Я говорю о бумагах, известных доктору Д… доктору Джону. А также о священных реликвиях.

— Многих святых… — продолжил Кэрью, вытягивая длинную черную бороду в тугие пряди. — Многих королей хоронили в этом аббатстве на протяжении тысячи лет. Во всяком случае, вы так рассказываете паломникам.

— Чистая правда, сэр, — подтвердил Ковдрей. — Но многие реликвии увезли люди короля.

— По моим сведениям, — сказал Дадли, — некоторые из них были изъяты заранее, в предчувствии того, что монастырь распустят. Едва ли он был первым. Монахи видели надвигавшуюся на них тьму.

Ковдрей заерзал, и мне показалось, что теперь он испытывал какую-то неловкость. Склонив голову набок, Кэрью внимательно следил за его движениями. При личной встрече Сесил сообщил ему, в строжайшей тайне, о цели нашего путешествия в Гластонбери, и мне оставалось только гадать, сколь много ему уже было известно.

— Знаете, господа… — Хозяин трактира вжался в скамью, втянув голову в плечи. — Для этого города настали тяжелые времена. Для всех нас. Если мы совершили что-то дурное, так из отчаяния.