Александр Рыбалка - Как должна пахнуть Ева?

Но с другой стороны, кто, как не парфюмер, может представить себе ценность сгущенных ароматов?..

Возможно, это не профессиональный парфюмер? Любитель, намеревающийся сделаться профессионалом?

Во всяком случае, мне вряд ли стоит искать здесь, среди мастерских. И я отправился в жилую часть Грасса, в уме все время сохраняя воспоминание о запахе, который остался в дядином подвале после кражи. О запахе, который создался в результате смеси не духов, не масел — а самих запахов.

Я шел по Грассу, полузакрыв глаза, целиком доверившись своему обонянию. Довольно скоро блуждание утомило меня, и я зашел во встретившуюся мне часовую мастерскую (я это понял по висевшему над входом циферблату).

Это была обычная мастерская — довольно небогатая по внешнему виду, очевидно, работы у хозяина не так уж много. Сам хозяин, низенький лысоватый француз средних лет, довольно скучный на вид, сидел, развалившись на кресле — и ничего не делал.

Это довольно странно для часовщика — даже когда нет работы, мы всегда копаемся в каких-то старых механизмах, просто из любви к самому процессу измерения хода времени.

Перед местным часовщиком же лежали какие-то карманные часы, однако он не торопился залезть в них инструментом. Возможно, только что закончил работу?

Я представился придворным часовщиком князя Вальдецкого, (что, впрочем, было не так уж далеко от истины), решившим зайти к коллеге, раз уж я все равно оказался в Грассе.

Француз (его звали Поль) приветствовал меня вяло.

— У меня здесь не слишком много заказов, — сказал он. — Во время варки эссенций большинство пользуется песочными часами, или руководствуется собственным нюхом и интуицией. Простое время их не слишком интересует.

— Почему же песочными часами? — удивился я.

— Когда руки в масле, в жиру, брать ими карманные часы не слишком удобно. А часы настенные долго не выдерживают во влажной и жаркой атмосфере. Вот и мои часы почему-то встали, — он кивком головы указал на лежащие на столе часы, даже не сделав попытки взять их в руки.

Впрочем, сама ассоциация варки эссенций и остановки часов, показалась мне — не то, чтобы интересной, а подозрительной.

— Может быть, я посмотрю ваши часы — помогу коллеге? — предложил я.

— Пожалуйста, — равнодушно согласился часовщик.

Я взял часы в руки (это были обычные серебряные карманные часы, из недорогих), открыл заднюю крышку, прикрывавшую механизм…

Мне в нос так и шибанул тот же запах, который царил в подвале после ограбления. Я приблизил часы к глазам — для вида, а на самом деле — к носу. Конечно, этот тот же самый запах, ошибки быть не могло. С самими часами почти ничего не случилось — так, пустяк, погнулась одна из осей — вероятно, от удара.

— Вот здесь… — я не знал, как по-французски «ось», поэтому мне пришлось изображать все на пальцах. Изобразивши, спросил: — Так это ваши часы?

— Да, мои, — еще раз подтвердил Поль.

У меня уже не оставалось никакого сомнения, что произошло с часами. Очевидно, в подвале их выронили, потом подняли — часы стоят. Кто-то (а это мог быть только часовщик) открыл крышку, надеясь понять, насколько серьезно поврежден механизм. А когда крышка закрылась — почти герметический корпус часов сохранил в себе частичку окружавшей его атмосферы.

— Помочь вам починить часы? — предложил я.

— Спасибо, я сам.

Похоже, Поль был не слишком дружелюбен. Попрощавшись с местным часовщиком, я вернулся к дяде на виллу (полицейские уже покинули ее, и мы могли чувствовать себя посвободнее).

— Ну, Мартин, что-нибудь дали твои поиски? — поинтересовался дядя перед тем, как мы сели обедать.

— Я поговорил с местным часовщиком, Полем…

Я заметил, как дядя насторожился.

— Это не самый приятный тип, — сказал он. — Когда-то он был парфюмером, но оказался бездарен и разорился, а изготовлять эссенции счел ниже своего достоинства. Кроме того, про него ходят разные слухи…

Насчет слухов дядя мог не продолжать. Некоторые часовщики (позор нашего цеха) иногда скупают украденные карманниками часы. Но если Поль имеет дело с такими типами, ему ничего не стоило найти помощников для ограбления.

— Так вот, — удивил я дядю Вильгельма, — его часы источают тот же аромат, что и твой подвал для хранения запахов. Вечером я хочу подойти к его дому — естественно, незаметно — и посмотреть, чем пахнет он сам.

— Я пойду с тобой! — обеспокоился дядя.

Я не стал возражать — все-таки Грасса я практически не знаю.

Мы плотно отобедали (готовят во Франции значительно лучше, чем в Германии — впрочем, о немецкой кухне я уже говорил в рассказе «Ледяная нога» и повторяться не собираюсь), а затем отдыхали до вечера. Ева и Кристина возились с ребенком и не мешали нам набираться сил для ночных приключений — а в том, что они будут, я уже не сомневался: это говорило чутье не часовщика, а полицейского.

Вечером, когда стемнело, мы подошли к дому Поля (хорошо, что дядя Вильгельм пошел со мной — оказалось, что часовщик жил совсем не близко от мастерской). В его окнах горел свет, однако через некоторое время он потух, и Поль вышел на улицу. Мы с дядей спрятались за широким деревом, когда он проходил мимо нас, а затем пошли за ним. Большинство окон были темны, здесь ложатся рано: Грасс — город мастеровой.

Слежка привела нас аж на самую окраину города, к какому-то небольшому сарайчику, за которым уже начинались сады. Часовщик зашел внутрь, мы же вынуждены были остаться снаружи.

— Что это за помещение? — шепотом спросил я у дяди.

— Вроде бы, здесь когда-то была его мастерская, но я не уверен, он уже лет 10 как не занимается смешиванием духов.

— Зайдем внутрь? — предложил я.

— А даже если мои эссенции у него, как я докажу это? Он ведь перелил их в другие сосуды.

Возражение действительно было резонным. Но решение возникло у меня буквально через минуту:

— Ассортимент! Дела, как я видел, у него идут не слишком хорошо — эссенции же стоят бешеных денег. Значит, у него скорее всего будет только то, что он украл у тебя — может быть, еще немного он покупал, и то вряд ли.

Воодушевленный эти аргументом, дядя решительно направился к сарайчику. Я поспешил за ним, мы подошли к двери — благоразумно стучать не стали, а просто-напросто высадили ее, сорвали с петель.

Часовщик-парфюмер стоял за дощатым столом, что-то осторожно смешивая. При звуке падающей двери он резко повернулся, не забыв, однако, поставить мензурки на стол — чтобы не одна драгоценная капля не пропала.

Увидев дядю Вильгельма, он просто переменился в лице — меня, по-моему, он просто не заметил.

— А, это ты, самозванец! — закричал он (все разговоры я передаю лишь в приблизительном переводе). — Я сделаю такие духи, которые никогда не делали жалкие алхимики этого городишки! Такие духи, до которых ты не додумаешься и через сто лет!