Олег Петров - Именем народа Д.В.Р.

— Там и жди, — кивнул Ленков. — До завтрева вечера. Чево тебе — жри да спи! И как это вам такая везуха подвалила? Аль в деле неготовые, а в тюрьме фартовые!

С насмешливой издевкой на жалкого Мишку глянул, а тому не до взглядов — хватает со стола куски.

— Нас в тюрьму как раз и повели… — прохрипел Голдобин, давясь вареной свининой. — Конвой сонный какой-то попался… Мы с Кирькой это сразу учухали. Вот и улучили момент… Как дунули, я даже шинелю сбросил!..

— А другие?

— Не знаю…

Назавтра Мишка показал Ленкову возможную лежку незадачливого атамана. Но встретился или не встретился Костя с Кирькой — неизвестно. Только Гутарев пропал бесследно. Никто и никогда о нем ничего не слыхал. Головка его шайки арестами была подчищена, ибо ни Бородин, ни Малинин, ни Коновалов языки не проглотили и за свои шкуры дрожали.

Вот и не стало у Константина Ленкова препятствий на пути к атаманству. К тому же и советчик имеется незаурядный, и сам — парень не промах.

А Михаила Голдобина в конце декабря уголовный розыск снова задержит. И на этот раз вскроется его настоящее имя. Он будет осужден к лишению свободы за ранение курсанта Агалакова. После, когда Мишка будет отбывать наказание в тюрьме, вскроется его участие в грабежах и налетах под знаменем шайки Кирилла Гутарева.

Удачливая осень, исчезновение соперника по разбою — все это кружило Ленкову голову. Авантюрная натура жаждала еще большего размаха. В костер ненасытности матереющего преступного атамана умело подбрасывал дровец его идейный наставник Алексей Андреевич Бизин.

Исподволь, при каждом удобном случае он заводил с Костей ненавязчивый разговор:

— А что, Костя, так и не выплыл нигде Кирька Гутарев?

— Ты чо! Скажешь! Выплывет! Отплавала рыбка…

— Людишки, выходит, без твердой руки остались…

— Да мне вся эта Кирькина шушера!.. Свои ребята, надежные, имеются!

— Но, и много ли у тебя хлопцев? В Чите и десятка не наберется!

— Зато проверенные…

— Это, Костя, для нашей задумки — слезы! Этак мы с тобой капитал до-олго будем набирать. Время теряем! А все возможности есть! Прибирать надо, Костя, удалых ребят под свою руку, в том числе и тех, что Кирьке служили. Тогда в нашу копилочку поболе ручейков польется… И Филиппа тоже на это дело направим, — бойцов для твоего войска рекрутировать. Что же ты за атаман, коли у тебя сподвижников горстка… — давил на самолюбие Ленкова старый хитрец.

Филиппа Цупко он на пополнение ленковской армии еще до разговора с Костей нацелил.

Сбывая награбленное, Филя-Кабан потихоньку плел свою сеть барыг, а те выводили его на всевозможных темных людишек, стремящихся обратить добытые ими в кражах и ограблениях вещички в монету. Он находил их на «хазах» и в притонах, вел многозначительные беседы, рисовал перед заслуживающими, на его взгляд, одиночками радужные перспективы, возможность достижения которых напрямую зависела от вступления в сообщество Ленкова.

Одновременно, по наущению Бизина, всеми способами создавал Косте среди воровского люда ореол удачливого и неуловимого атамана, благо имя Ленкова уже было у этой публики на слуху.

Аккурат в тот вечер, когда Ленков с богатой добычей вернулся с Татауровской лесной дачи в Читу, Филипп Цупко наведался к шустрой песчанской бабенке Евдокии Петровой.

Но интересовала его не она, а ее сожитель Трофим Задорожный, средних лет коренастый мужик с довольно неприятной внешностью: маленькая голова с низким скошенным лбом, из-под которого посверкивают глубоко упрятанные колючие глазки, массивная, выдающаяся вперед нижняя челюсть. Длинные, чуть ли не до колен, руки, как и грудь Задорожного, заросли сивой шерстью, на голове же явственно просвечивала плешь.

Он был неразговорчив и постоянно угрюм, оживлялся только после пары стаканов самогонки — растягивал губы в кривой ухмылке и принимался лапать Дуську, которая мало от него отличалась по красоте, как и выпить была не дура. А выпив — непременно нуждалась в мужике и была в этой потребности неистощима и бесстыдна. Пьяная Дуська могла развалить свои могучие ляжки хоть при всем честном народе, в похотливой потехе орала дурным голосом, который разносился на несколько песчанских улиц.

Через пьяную Дуськину болтовню, которую она однажды развела с Анной, заявившись на постоялый двор Спешиловой, чтобы выцыганить китайского спирту, Филипп понял: Трофим потихоньку промышляет в округе кражами — на заимках и постоялых дворах, обходя, разве что, только спешиловский.

Из чего Цупко сделал вывод, что и Задорожному кое-что о нем известно — такое, что воришку и пьяницу останавливает у Анны на заимке поживиться.

Когда Филипп пришел к Петровой, там было весело.

За столом с немудреной закуской, посредь которой возвышалась на две трети опорожненная четверть самогонки, сидели Дуська в обнимку с Трофимом, напротив играл на замызганной тальянке Алеха Архипов, тоже немного знакомый Филиппу песчанский молодец, добывающий себе на веселье тем же способом, что и Трофим Задорожный.

Нетрудно было сообразить, что того же круга и четвертый в компании — незнакомый Цупко вертлявый парень в красной сатиновой косоворотке, на свободной части давно не скобленного дощатого пола выкидывающий коленца и орущий частушки:

Пригибая голову под низкую притолоку, Филипп шагнул в горницу.

— Мир честной компании! Не помешаю вашему веселью?

— Проходьте, проходьте… Пожалте, Филипп Ильич, к нашему столу! — с жеманной почтительностью пригласила Дуська. До состояния бабьей ненасытности она напиться еще не успела. — Познакомься, Фима, с соседом нашим Филиппом Ильичом…

— Сосед? Пошто не знаю?

— Да Нюрки-Спешилихи это мужик!

— А-а! — протянул Трофим. — Сидай, Филипп… как там тебя… выпьем за знакомство…

Цупко вытянул из кармана штанов узкогорлую бутылку спирта.

— О-о! — заржали Трофим и Алеха. — С понятием гость!

Вертлявый частушечник черпнул жестяным ковшом из бочонка у двери воды, притулил его на столе рядом с выставленной бутылкой. Освободившаяся от Трофимовых лап Дуська подхватила рогожной тряпкой с печи закопченный чугунок, вывалила на стол остывшую нечищеную картоху, потом принесла из сеней в миске соленых огурцов.

Наполнили щербатые стаканы.

— Стало быть, за знакомство! — торжественно сказал Трофим, чокнулся с Филиппом, потом с остальными.

Запрокинув голову, отчего кадык на шее заострился так, что, казалось, кожа вот-вот лопнет, вылил залпом спирт в глотку, быстро схватил ковш, не переводя дыхания, хлебнул воды. Разлепил зажмуренные глаза.