Мэтью Перл - Тень Эдгара По

Очередная нестыковка. Нельсон По говорил мне, что узнал о состоянии Эдгара По, когда последний лежал в больнице. Если с Генри Геррингом был другой родственник и если это был не Нельсон, то кто?

— Я спросил мистера Герринга, — продолжал Снодграсс, — не желает ли он взять мистера По к себе в дом, но мистер Герринг наотрез отказался. «По, когда пьян, отличается грубостью и не испытывает никакой благодарности к приютившей его семье» — вот как мистер Герринг объяснил свой отказ. И сделал встречное предложение — отправить По в больницу. Так мы и поступили — наняли экипаж и велели кучеру ехать в больницу при колледже Вашингтона.

— Кто сопровождал мистера По в больницу?

Снодграсс потупился.

— Значит, вы не поехали с вашим другом. Значит, отправили его одного, — подытожил Барон.

— Видите ли, нам пришлось уложить его. Он занял все сиденье. Больше в экипаже места не было. Он не мог передвигаться самостоятельно! Мы взяли его, точно бездыханное тело, втащили в экипаж. Он сопротивлялся, бормотал что-то нечленораздельное. Откуда нам было знать, что дни его сочтены? Увы, его разум помутился от алкоголя. Этот демон с юности преследовал Эдгара По, и он же свел его в могилу, — вздохнул Снодграсс.

Мнение доктора Снодграсса о предполагаемом пьянстве Эдгара По уже не было для меня секретом. Среди бумаг в Снодграссовом кабинете Дюпон обнаружил черновик стихотворения на смерть По. «Над этой сценой взор скорбит!» — сетовал поэт-трезвенник и продолжал в том же ключе:

— Довольно об этом, — мрачно отрезал Снодграсс. — Надеюсь, вы удовлетворены полученными сведениями и не намерены проливать лишний свет на прискорбную слабость Эдгара По. Публике достаточно известно о его грехах, я же со своей стороны сделал все возможное, чтобы сей ящик до поры не открывался.

— Насчет этого не извольте волноваться, доктор, — отвечал Барон. — По умер не от пьянства.

— Что вы имеете в виду? Тут не может быть никаких сомнений. Его уничтожили неумеренные возлияния. Он умер от патологического опьянения — иначе этот недуг зовется mania a potu ; так и в газетах писали. Поверьте мне — я располагаю фактами.

— Боюсь, милейший доктор, вы не более чем свидетель фактов; быть может, вы даже ими располагаете; но факты и истина далеко не одно и то же. — Барон Дюпен поднял руку, предупреждая протест Снодграсса. — Не трудитесь защищаться, доктор. Вы были нам крайне полезны. Однако не вы и не алкоголь довели Эдгара По до столь плачевного состояния. О нет; в тот день против поэта ополчились силы, я бы сказал, демонические. Но он будет оправдан; попомните мое слово — он будет оправдан и отмщен! — Барон обращался теперь не столько к Снодграссу, сколько к себе самому.

Снодграсс, впрочем, по-прежнему жестикулировал, словно намеренно оскорбленный.

— Сэр, я, к вашему сведению, специалист в данной области. Я председатель балтиморского Общества трезвости. Я способен с одного взгляда отличить человека умеренного от… от опустившегося пропойцы! Чего вы добиваетесь? С тем же успехом можно пытаться предотвратить бурю!

Барон медленно развернулся. Ноздри его трепетали, как у боевого коня. Четко, веско он повторил свои слова:

— Эдгар По будет оправдан и отмщен.

— Барон сказал, что По не пил и вообще смерть наступила не в результате злоупотребления алкоголем, хотя именно так писали в газетах.

С этими словами я примостился на краешке стула в собственной библиотеке; Дюпон сидел напротив.

Честно говоря, я вовсе не хотел выражать удовлетворение Бароновой беседой со Снодграссом; не хотел слишком превозносить способности и дар убеждения Барона. В конце концов, Барон был нашим главным соперником; Барон мешал нам более, чем кто-либо.

— Видели бы вы, мосье Дюпон, как доктор Снодграсс изменился в лице! — воскликнул я неожиданно для себя самого. — Словно Дюпен нанес ему удар в челюсть — ни больше ни меньше! — Я не мог сдержать смеха. — По-моему, Снодграсс, этот фальшивый друг, этот предатель, вполне заслужил подобное обращение.

Вдруг мне пришла в голову не относящаяся к делу мысль, а точнее, нечто вроде праздного вопроса. Есть ли в текстах Эдгара По намеки, что прошлое К. Огюста Дюпена связано с адвокатской практикой — вот о чем я подумал. Мысль оказалась назойливая. Вопрос звенел в висках, не оставлял иного выбора, кроме как отыскать ответ.

— Что еще?

— А? — Я вздрогнул, сообразив, что слишком затянул паузу.

— Что еще вы заметили нынче, сударь? — уточнил Дюпон, отодвигаясь вместе со стулом от письменного стола, заваленного газетами.

Я изложил остальные важные моменты — в частности, сообщил, что в закусочной неизвестно почему находился Генри Герринг, а также дал подробное описание одежды Эдгара По. Я проявил довольно осторожности, чтобы не называть более имени Барона Дюпена, — оно равно резало мой и Дюпонов слух.

— Сначала Нельсон По, потом Герринг! А теперь Снодграсс! — воскликнул я с неприязнью.

— Вы о чем, сударь?

— Все они были на похоронах Эдгара По; предполагается, что они должны его превозносить. Однако Снодграсс называет великого поэта опустившимся пропойцей. Нельсон По не предпринимает никаких действий в защиту доброго имени своего кузена. Генри Герринг появляется в злополучной закусочной прежде, чем Снодграсс за ним посылает, но лишь за тем, чтобы отправить своего племянника одного в больницу.

Дюпон потер подбородок, поцокал языком и вместе со стулом развернулся ко мне спиной.

Приблизительно в это время в моем мозгу начала формироваться, а затем и требовать внимания следующая мысль: Дюпон поощряет меня шпионить главным образом для того, чтобы я не путался под ногами. После приведенного выше разговора, который заметно усилил мою тревогу, я лишь периодически докладывал Дюпону о своих последних изысканиях; доклады, как правило, принимались с небрежным безразличием. Порой я возвращался поздно, когда Дюпон уже спал; в таких случаях я в сжатой форме, однако ничего не упуская, излагал для него сведения на бумаге. Дюпоново бездействие при обнаружении Бонжур в библиотеке; бездействие необъяснимое и окрашенное презрением; бездействие, повлекшее непристойную сцену и серьезную размолвку между мной и Хэтти, не находило оправданий с моей стороны. Полагаю, от Дюпона не укрылось мое охлаждение к нему, хотя он и не подавал виду.

Однажды за завтраком я сказал:

— Вот подумываю, не написать ли письмо в печатный орган нью-йоркского Общества трезвости. Они заявили, будто Эдгар По скончался от пьянства, а это ложь. Пусть представят имена своих так называемых свидетелей, а не могут — так нечего и клеветать.