Далия Трускиновская - Рецепт на тот свет

И вдруг его осенило. Как кстати, подумал он, впервые в жизни — кстати! Вместо долгого и бестолкового объяснения со старухой — побег! Простой дикий побег! Пусть считают умалишенным! Больше не станут навязывать своих очаровательных невест! И никаких объяснений! Никаких объяснений!

В замок, в замок, на поварню. Ужин был хорош — но этого мало. А на поварне — каша с салом, пироги с капустой. Остаться там подольше — а потом Егор Анисимович придумает, где уложить канцелярского начальника, сытого и сонного. Это сейчас — главное.

И помнить, что утро вечера мудренее…

— Входи, братец! — сказал князь. — Ну, что там, в управе благочиния? До чего докопались?

— Они допросили Клерхен Преториус, ваше сиятельство.

— И что?

— Рыдала битый час, но созналась. Круме при ней обрабатывал этого простака Теодора Пауля. И ведь что изобрел, подлец! Он натравил Теодора Пауля на Гринделя. Если бы удалось отравить герра Струве — в этом обвинили бы Гринделя, и вся Рига веселилась бы: а не прикармливай полукровку! Круме и причину придумал, по которой мой приятель лишил жизни старика — он-де не договорился со Струве насчет продажи аптека. Глупость, конечно, однако, если ее правильно подать — тем бы карьера Гринделя и кончилась. А вдова Струве продала бы аптеку Теодору Паулю…

— Какая чушь! — воскликнул князь.

— Эту чушь не я изобрел, ваше сиятельство, а Эмиль Круме. И он же наплел бедняге, что есть люди, которые дадут ему деньги на покупку аптеки, что-то в подарок, что-то — в долг, а долг он отдаст из приданого Клерхен Преториус. Хоть это дело разъяснилось.

— А отравление Илиша?

— Этим полицейские сыщики заниматься упорно не желают. И вы отлично знаете, почему.

— Знаю — и чьих ручек это дело, также знаю. Неужели мы тут бессильны? — спросил князь.

— Доказательств нет, — ответил Маликульмульк. — Никто не видел, как фрау Стакельберг входила в Зеленую аптеку. И то, что родной брат хотел погубить ее, все семейство объясняет просто: старый Мельхиор Видау сошел с ума, а сейчас вообще лежит на смертном одре. Не ведал, что творил, и точка. Что же касается убийства Николаса Даниэля Преториуса — так ведь никто не видел, чья рука держала нож. Может, это был Отто Матиас, а может, сам ревнивый муж Мельхиор Видау. Ведь и Вайс этого точно не знает.

— Господи, куда мы попали? — спросил князь.

— Но Лелюхина спасти нам почти удалось, ваше сиятельство. Эмиль Круме сознался в том, что подбросил на фабрику отраву и через Мартына Эрле устроил донос в полицейскую часть. Ему деваться было некуда — госпожа Дивова вела себя в управе благочиния безупречно и говорила лучше всякого оратора.

— Хоть это… Вот ведь чертов бальзам! До правды мы так и не докопались! Кто у кого украл рецепт, будь он неладен?!

— Они его друг у дружки воровали и еще будут воровать, ваше сиятельство. Добавлять, портить, улучшать, опять воровать, опять улучшать. Такой народец…

— Да, братец, тут ты, сдается, прав. Что ж я в столицу-то отпишу? Они ведь так и будут по очереди Сенат своими кляузами бомбардировать!

Маликульмульк развел руками.

— Чуть не забыл, ваше сиятельство! Нужно наконец оказать вспомоществование Герману Вайсу и отправить его от греха подальше в Дерпт. А то господин Паррот сидит в аптеке Слона и ругается — его дела ждут в Дерпте, а он тут застрял из-за старика.

— Хорошо, что напомнил. Вот ведь истинный образ Божия промысла — сидел себе в богадельне старичишка и хранил правду о преступлении, чуть не сорок лет хранил, чтобы она вышла наконец наружу — да и в самое неподходящее для Видау время! Что, братец, еще поборемся с бюргерами?

— Поборемся, ваше сиятельство, — ответил Маликульмульк. — Там в канцелярию принесли петицию от купцов на имя его императорского величества о введении в Лифляндии «Городового положения». Покорнейше просят, чтобы вы изволили посмотреть и сказать, правильно ли все расписано. Подписей обещают более сотни — так что патриции и Малая гильдия, с которой им пришлось подружиться, в меньшинстве. Не удалось партии Видау завербовать нужное число сторонников. И уже никогда не удастся.

— А, думаешь, помянут меня тут купчишки добрым словом, если государь изволит ввести «Городовое положение»? — спросил князь, привычно щуря левый глаз. — Года не пройдет, как забудут. Ладно, тащи сюда их бумагомарание, будем разбираться.

Рига

2009