Диана Стаккарт - Королевский гамбит

— В чем? — перебил меня учитель. — У нас на руках только письмо, не называющее никаких имен. Конечно, оно указывает на него, учитывая то, что знаем мы, и похоже, что оно написано рукой посла, но он легко может заявить, что я подделал его почерк, используя в качестве образца данное им мне рекомендательное письмо. Что до признаний графини и Ренальдо, то это только их слово против его. Герцог не поставит под удар возможный союз с Францией из-за этого дела, тем более что архиепископ вне опасности.

— Но это несправедливо!

— Мой дорогой Дино, тебе пора понять, что мир вообще несправедлив, — мягко ответил он. — Я усвоил этот урок в еще более юном возрасте, чем ты, и с тех пор успел с этим смириться.

Я совершенно не желала мириться с подобной несправедливостью, но, закусив губу, воздержалась от дальнейших протестов и только спросила:

— Так графиня созналась в убийстве графа, или в том, что Ренальдо сделал это по ее приказу?

Леонардо встал и принялся мерить шагами комнатку.

— Они оба утверждают, что не совершали этого преступления и что его убил кто-то другой.

Он рассказал, что стражники обнаружили напившегося до бесчувствия Ренальдо в постели графини и заперли его в подземелье замка. Леонардо допросил его и добился признания, что разносчик участвовал в заговоре, имевшем целью убийство архиепископа Миланского и графа Феррара. Однако Ренальдо поклялся, что кузена герцога убил не он. Он утверждает, что когда пришел в сад, чтобы осуществить это намерение, то обнаружил, что герцог был уже мертв.

Я кивнула:

— Это объясняет разговор между ним и Лоренцо, который я подслушал в коридоре. Он говорил о крови. Несомненно, он сказал правду, ведь у него не было причин лгать Лоренцо, тем более что он не знал, что я их слышу.

— Я согласен с тобой, дорогой мальчик. Помимо его признания есть много других обстоятельств… к тому же Ренальдо, при всей своей жестокости, вряд ли настолько умен, чтобы придумать эту историю.

Все еще ходя по комнате, учитель продолжил:

— По всей видимости, вначале в заговоре участвовали только граф и посол. Прошел слух, что кардинал Нардини обратился к Папе с просьбой помешать заключению соглашения между Моро и королем Людовиком. Очевидно, он был осведомлен, что, несмотря на публичные заверения Виласса и графа, мол, предметом их заботы были исключительно государственные интересы, на самом деле они вели свою игру, вступив в тайный сговор с весьма подозрительными группами в своих странах. Если бы их план увенчался успехом, эта пара бы значительно обогатилась в ущерб народам обеих стран.

— Значит, граф согласился на убийство, чтобы устранить архиепископа, но впоследствии передумал? — удивленно спросила я.

Леонардо кивнул:

— Да, по словам Ренальдо, это так. Как он утверждает, эту историю он услышал непосредственно из уст графини. В графе Феррара проснулась совесть, и он заявил господину Вилассу, что не станет участвовать в убийстве представителя Церкви. Виласс притворился, что согласен с этим решением, а сам продолжил разрабатывать свой план, только с другим сообщником. Он вовлек в заговор графиню.

— Как он мог быть уверен, что она согласится?

— Наш друг господин Виласс прекрасный знаток душ человеческих, — ответил язвительно учитель. — Он знал, что графиня была в бешенстве из-за того, что должность посла досталась графу, а не ее мужу, и справедливо рассудил, что можно сыграть как на ее злости, так и на ее жадности. Разумеется, граф должен был тоже умереть, иначе он бы догадался, что план убийства архиепископа все еще существует, и попытался бы его предотвратить.

И снова я испытала сочувствие к незадачливому кузену герцога. Пусть он вступил в сговор с послом и даже хотел убить архиепископа, но все-таки он не смог решиться на столь подлый поступок. Будь граф Феррара добродетельным храбрецом — или законченным негодяем — его, вероятно, не постигла бы столь печальная участь.

В то время как эти мысли мелькали у меня в голове, Леонардо продолжал свой рассказ.

— Задачей графини было организовать оба убийства. Взамен Виласс обещал ей долю от прибыли, которую принесут его тайные соглашения. Он также обещал посодействовать тому, чтобы ее муж, граф ди Мальвораль, был назначен на должность, освободившуюся после смерти ее кузена.

Я нахмурилась.

— То есть Лоренцо и Ренальдо оказались готовы обагрить руки кровью ради денег, как написал Виласс. Но как Ренальдо согласился на убийство своего друга?

— А, вот здесь-то и прослеживается коварство графини. — Он замолчал и взял в руки медное зеркало, которым я недавно пользовалась, и уставился на него, как будто пытаясь проникнуть взглядом сквозь темную, отполированную поверхность и обнаружить, что скрывается за отражением.

— Дело в том, дорогой Дино, что люди склонны верить тому, что, как им говорят, является правдой, особенно если им выгодно в это верить. Как ты успел убедиться, графиня умеет подчинять мужчин определенного сорта своей воле, причем таким способом, что они готовы на все, что угодно. Наш друг Ренальдо был охвачен страстью и охотно верил, что она сможет его защитить и даже возьмет его с собой во Францию. Разумеется, это была ложь.

Он с отвращением положил зеркало на место и возобновил свое хождение.

— Графиня — она позволяла ему называть себя Еленой — сказала ему, что им с Лоренцо нужно убить графа и архиепископа, и все будет кончено. Когда Лоренцо испугался последствий, к которым могло привести убийство герцога, графиня убедила Ренальдо избавиться от него. Она сказала, что в обратном случае юноша может явиться к герцогу с повинной, обвинив графиню в этом злодеянии, чтобы самому избежать наказания. Ренальдо согласился из страха потерять ее. Ему никогда не приходило в голову, что после смерти епископа он тоже станет для нее обузой.

— Но я не понимаю, — растерянно проговорила я. — Если Лоренцо и Ренальдо согласились убить графа, зачем графиня сделала это сама?

— Как я уже сказал, она утверждает, что не делала этого. — Леонардо покачал головой и усмехнулся. — Я нанес ей визит в камеру… Она содержится в гораздо более комфортных условиях, чем наш друг Ренальдо, но, тем не менее, в камере. Не беспокойся, мой мальчик, я держался от нее на значительном расстоянии и позаботился, чтобы стражник находился в поле видимости. Она ведь настоящая Сфорца, опасная змея, способная незаметно приблизиться к жертве и бесшумно напасть.

Его улыбка вдруг стала жесткой, и внезапный холод в его глазах напомнил мне ледяной взгляд графини.

— Она опасный враг, это очевидно, и очень умна. Конечно, она отрицала свое знакомство с французским послом и участие в заговоре против архиепископа. Когда я показал ей письмо, она заявила, что его кто-то подбросил ей. Хочешь знать, что было дальше?