Александр Овчаренко - Клуб избранных

– Ох-хо-хо! Грехи наши тяжкие, – вздыхал старец. – В смутное время живём. Помоги, господи!

За рекой, в версте от Медведково, тоже люди селиться начали, да только радости в этом мало. Людишки эти пришлые, в прошлом каторжане были, или старатели лихие. Попытались они в Медведково корни пустить, но Алексий строго-настрого запретил иноверцам рядышком селиться, и из села самолично посохом выгнал. Далеко в тайгу они не пошли, на другом берегу, Медведицы осели. Стали людишки заречные себе домишки ставить. Конечно, не такие, как у медведковцев – похуже, но всё же жильё. Село новое прозвали медведковцы Разгуляевкой, потому как каждый божий день в селе том пьянки да драки. Да стоит ли от людишек разгуляевских чего путного ждать, если они посреди села, вместо церкви, двор постоялый с кабаком поставили. В отличие от домишек разгуляевских «дунь – раскатится», постоялый двор ставили с размахом, основательно, из кедровых брёвен, на века. Хозяином постоялого двора был Васька Карась. Откуда появился Васька, уже никто не упомнит, но в один из дней пришёл Карась в Разгуляевку, тряхнул мошной, и закипела работа.

За одно лето возвели людишки артельные, Карасём нанятые, дом хозяйский в два этажа: на первом этаже нумера для приезжих, да заведение питейное, а на этаже втором покои господские. Рядом с домом конюшню поставили, да амбар, да сарай, да навес для сена. Все строения обнесли забором высоким. Основательно Васька развернулся, можно сказать, по-хозяйски.

Тем временем стали к Разгуляевке тёмные людишки прибиваться. Шёл на огонёк кабацкий из тайги и крестьянин беглый, и каторжанин гулящий, и удачливый старатель. Угощали разгуляевцы пришлых щедро: кому самогонки мутненькой, да капустки кисленькой, кому девку гулящую, а кому и кистенём по темечку.

Росла Разгуляевка, росло и кладбище. Не все, правда, в кладбищенской земле упокоились. Иных ночкой тёмной выносили из хаты, в рогожку завёрнутыми, и до речки Медведицы, а там в ближайшем омуте и хоронили.

Слух об этом по округе пошёл нехороший: дважды урядник из волости приезжал, да всё без толку. Разгуляевские молчат, как рыба карась. Сам Карась елей лил перед урядником, прямо ангел, а не Карась. Потоптался урядник, по домам походил, но ничего запрещённого и предосудительного не нашёл. Тайга надёжно хранила секреты, а речка Медведица жалобщиков давно в море студёное унесла.

Вечером урядник у кабатчика выпил водочки, на кедровом орехе настоянной, похлебал щей с говядиной, принял подношение собольими шкурками, да с тем и уехал.

И опять пошла жизнь в Разгуляевке своим чередом. Каждый вечер на заходе солнца начинал гармонист разгуляевский хмельной и пропащий растягивать меха тальянки. Поёт тальяночка жалобно, с переливали. Далеко по округе разносится песнь каторжанская про Ваньку-разбойника, течёт водочка, пляшут девки пьяные, на любовь скорые, мечутся по стенам тени чёрные, угорелые. Эх, судьба-индейка, а жизнь – копейка!

– Эй, Карась! Ещё водки! Много водки! Пой гармонист, наяривай! Ни за что пропадаем! Держи, кабатчик, последний целковый, сбрызни душу христианскую водочкой! Сегодня гуляем, а завтра что бог даст! Эх, жизнь моя забубённая!

И так каждую ноченьку, до рассвета. А наутро встанет над Разгуляевкой рассвет с кровавым отливом, просыпаются гости похмельные: кто без гроша в кармане, а кто и вовсе без штанов и без креста нательного. Душа русская водочки просит.

– Опохмели, Карась! Отработаю. Вот тебе крест, отработаю! – скулит бедолага обобранный.

Молчит Карась, только глаза холодные рыбьи таращит. Нет в душе его сострадания. Черна душа кабацкая, много на ней грехов, не замолить, не искупить. Оттого и прозвали люди постоялый двор «Волчьей ямой».

Богата тайга, ох богата: и зверьём, и грибами, и ягодой, и корнем целебным, что женьшенем зовётся. Но не так просто взять у тайги, что ей принадлежит, да и не всё она показывает. Есть в тайге места укромные, для человека заповедные. Прячет в тех местах Зелёная Хозяйка свои тайные кладовые. И лежат до поры до времени богатства несметные, болотами огороженные, буреломом укрытые. Сторожат их леший с кикиморой, да зверь таёжный. Человеку до поры про те кладовые знать не следует, ну а если набредёт случайно, в тайге заплутав, то упаси господи корысти поддаться и с собой взять что-либо, ибо от щедрот этих человеку горе одно, да несчастье.

С некоторых пор стали поговаривать, что Васька Карась стал скупать у старателей золотишко. Золото в этих местах давно искали, да всё попусту. Не давалось золото в руки старателям. Про золото много сказок было: и про Золотую Речку, где золота больше, чем песку речного, и про жилу золотоносную, что залегает не глубоко, а через всю тайгу тянется до самого студёного моря, и про самородки размером с дикое яблочко, что в тайге на речных плёсах находили. Да только неправда всё это. Никто из местных мужиков ни песку золотого, ни самородка никогда не видывал.

Карась от этих разговоров отмахивался. Да мало ли, что люди брешут! Завидуют достатку его, вот и брешут.

Так бы все и продолжали считать рассказы о местном золоте вымыслом, если бы не случай с Демьяном-Недомерком. Был Демьян из числа «диких старателей», это которые сами по себе. В основном золото артелью ищут, или с товарищем надёжным, потому, как дело это тяжёлое и очень опасное. Уйдёт, бывало, старатель с товарищем в тайгу, да и сгинет без следа. По весне, когда снега сойдут, надут охотники скелет, а с ним ружьё без патронов, кисет кожаный да ножик охотничий. Вот по ним и опознают бедолагу, а уж нашёл ли он золото, или из-за чего другого с товарищем заспорил, лишь ветру таёжному ведомо, да господу богу!

Был Демьян росточку махонького, словно малец-подросток. Глядя на таких, люди говорят: «Маленькая собака до старости щенок». За малый рост и прозвали Демьяна Недомерком. Демьян был из пришлых. Где он жил, и есть ли у него семья, никому известно не было. Появлялся он из тайги зимой, увешанный белочками, куницами, да соболем серебристым, и шёл напрямую к Ваське Карасю. Демьян всю добытую в тайге пушнину Ваське сбрасывал, получал деньги, и здесь же на постоялом дворе пропивал их. Был Демьян невоздержан к выпивке, и если начинал водочку пить, то пил, пока в кармане водилась копеечка, а как деньги заканчивались, шёл Демьян в баню, где долго парился пихтовым веником. После бани выпивал огромный кувшин кваса с редькой и ложился спать. Через сутки Демьян просыпался, молча собирал свои пожитки, и, ни с кем не попрощавшись, уходил обратно в тайгу.

Карась не то чтобы уважал Демьяна, но обиды ему никогда не чинил, и от лихих людей, что в кабак к нему заглядывали, оберегал Недомерка.

Летом Демьян искал золото. Об этом знала вся Разгуляевка. Золото было страстью Демьяна. Много лет безуспешно искал Демьян золотишко, не из корысти искал, скорее, из азарта. Когда начинались холода, Демьян, понимая, что и в этот сезон ему не подфартило, возвращался в Разгуляевку. Оборванный, отощавший, искусанный гнусом, он несколько дней отлёживался у Карася на постоялом дворе. Летом Васька с Демьяна денег не брал: кормил, поил и лечил его, зная, что придёт зима и по первому снегу расплатится с ним Демьян сторицей. Отлежавшись и отъевшись на Васькиных хлебах, Демьян брал ружьишко, котомку с провизией и опять уходил в тайгу.