Алексей Чертков - И белые, и черные бегуны, или Когда оттают мамонты

– Какая разница? Еврей, казах, удмурт, таджик… Задолбали праведники! Одни кичатся своей русскостью, другие – тюркскостью, третьи – ещё чем-то… Чего вы жить людям спокойно не даёте? Всё роетесь в старом белье, всё ворошите прошлое. Зачем, почему? По какому праву? Ермак мне не сват, а я ему не брат, чтобы защитником быть! Вот вы «негодяем тысячелетия» или, как там, «человекообразным чудовищем» его называете. А я вчера повидал негодяев и чудовищ, да таких, каких вам и не снилось, казах твою медь! Живых! О двух ногах, о двух руках! Так вот идите и боритесь с ними, а не с давно почившими. Я понимаю, с прошлым воевать дело не хитрое, а вы пойдите с этими человекообразными потягайтесь! А… что, зассали? Кишка тонка? Вам бы всё из гроба покойничков доставать и глумиться над ними. Ленин – голубой! Македонский – гей! Екатерина Великая – мужик в юбке! Эдак далеко зайдёте. Памятники туда-сюда волочите. Не надоело?

– Тюркские историки считают, что формирование единого русского государства ускорилось благодаря политике Золотой Орды, – как по писаному шпарил неунимающийся казах. – На Московию возложили функцию наместника. Это позволило вам возвыситься в отношении других русских княжеств и начать повелевать ими…

– Не хочу я никем и ничем повелевать. Не хо-чу! – по слогам прокричал Гулидов. – И возвышаться не хочу. Мне вот тут, на скамейке, хорошо. А вам – в Кремль! Скатертью дорога! Там вас и встретят, и приветят. Только когда дадут пинка под зад, не обижайтесь. Правильно, между прочим, сделают.

– Обидные слова говоришь, русский. Очень обидные. Зачем тогда вы в школьных учебниках изображаете монголо-татар людоедами? Они что, русскими питались? И так называемое монголо-татарское иго, Куликовская битва – это всё выдумки. Неслыханное очернение великого татарского народа и воспитание молодёжи в духе вражды к целому народу!

– О, Боже! Откуда ты свалился на мою голову? – взмолился Гулидов. – Вы пишете, будто мы тут демократию развиваем, отличаемся гуманностью и справедливостью… Так пойдите со своими доморощенными принципами и обратитесь к тем, кто ваши позиции разделяет! Я даже адресок дам. Ой как они возликуют и обрадуются! Что, уже обращались? Вижу, что так. Иначе не стали бы на улице подписи собирать.

– Гулидов! – женский голос окликнул его из припарковавшейся рядом машины. – Заканчивай свой культурологический диспут. – Улыбающаяся Натали, опустив боковое стекло, приветливо махала ему рукой.

На радостях он наскоро вежливо распрощался со своим случайным знакомым и забрался в автомобиль.

– Как ты меня отыскала? Как сама-то выбралась?

– Мы же недоговорили, – улыбнулась она. – Если серьёзно, то позвонил Смирнов, сообщил, что ты на яхте умчался. Там у Рвачёва ужасный переполох. Я и решила вдоль речки поехать – авось, думаю, вырвется друг Гулидов из объятий райской жизни и сойдёт на грешную землю. А ты вот тут, на скамеечке, загораешь, диспуты разводишь, когда погоня во весь апорт несётся… О том, как выскользнула из лапищ бесовских, лучше не спрашивай. Чуть позже сама расскажу. Поехали, мне надо многое тебе поведать.

Они выехали на Кольцевую и направились по Киевскому шоссе в сторону Апрелевки. В каком-то сарайчике, переделанном под гараж, Натали оставила машину, завалив её для верности ветошью и берёзовыми вениками. Затем долго шли пешком, обходя стороной местные деревеньки. Вышли к полю, которое пересекли напрямик, чтобы не терять времени, – начинало смеркаться. Наконец-то добрели до полуразрушенного хозяйства. Пустующий коровник с выбитыми воротами и окнами, недостроенный, разваливающийся остов фундамента, поваленные ураганом деревья, скособоченные дома – всё здесь говорило о том, насколько беспечен человек, чувствующий себя временщиком на земле, и как он не ценит сделанное своими руками.

Натали подвела его к единственному уцелевшему здесь сооружению – водонапорной башне.

– Здесь нас никто не найдёт, – кивнула она в её сторону. – Правда, без света и удобств. Но ты же не сноб, а, Гулидов?

– Я презираю комфорт, изыски и яства, но от матраса и чашечки ароматного кофе не откажусь.

– Дико извиняюсь, но последний продмаг закрылся в округе в конце девяностых. Так уж и быть, матрасик я тебе обеспечу, а вот вместо кофе – чёрный чай байховый и… бутылка виски.

– Виски! Так это же совсем другое дело, мадам! «Как у нашей киски объявились виски. / Виски, виски – вы взамен сосиски! / Я сосиску не найду, лучше я в стакан налью! / Виски, виски! Ух, напьюсь я в сиську!» – моментально сымпровизировал Гулидов.

Несмотря на последние перипетии и долгую дорогу, у него было отличное настроение.

– Фу, дорогой, что за репертуар? Это же моветон!

– Знаешь, в последнее время замечаю за собой неуёмную тягу к простым вещам: стогу сена, коровьим лепёшкам, кирзовым сапогам, ломтю ржаного хлеба… И чтобы всё без прикрас, налёта цивилизовщины, гламура, искусственности, поддельного внимания, мнимого участия в твоих делах. Знаешь, это не технический прогресс испортил нас, не растущие потребности, не открывшиеся возможности повелевать природой и человеческими страстями! «Что же тогда?» – спросишь ты. Отвечу: желание выпендриться, насолить ближнему, показать, какой ты крутой, особенный, эксклюзивный, мать твою… Мы сократили километры, сделали из человека Бога, умеющего передавать информацию на расстояния, укрощать явления природы – вызывать дождь или снег, отводить грозу. Да мало ли чего…

Мы научились страшному – убивать! Этим умением человек владел всегда, скажешь ты. Да, без убийства себе подобных человечество никогда не создало бы великих цивилизаций. Империи, империи все до одной, без исключения, зиждутся на этом паскудном желании лишать жизни себе подобных. Но я не об этом. Я о том, что смерть стала забавой, компьютерной игрой. Особо циничные превращают смерть в искусство, неплохо зарабатывая при этом. Я не призываю к возврату в деревенские хотоны. Но я молю Бога образумить человечество, остановить его в ненасытной жажде наживы, в погоне за призрачным личным благополучием в окружении слёз и человеческих страданий, в стремлении пойти по головам, по трупам сородичей ради спасения своих жухлых душонок…

– Ты идеалист, Гулидов.

– Я знаю. Уже слышал это, причём совсем недавно. Вы с ним не заодно случайно? – Он отхлебнул ещё немного виски, налитый в нижнюю часть отрезанной пластиковой бутылки.

– С кем?

– С одним моим знакомым… из органов…

– Эка тебя занесло.

Пока Гулидов снимал стресс тёплым виски, Натали, не торопясь, зажигала свечи. Их было бессчётное количество. Они были расставлены в хаотичном порядке внутри всего помещения башни: на ступенях лестницы, ржавых трубах, остатках мебели, баках, сломанных рамах, на выступах и в углублениях кирпичной кладки.