Елена Довгаль - Дело мистера Болта

— Добрый день, мисс, — сказал я, поприветствовав уже знакомую мне библиотекаршу.

— Добрый день, мистер, Вы, как всегда, пришли изучать оружия? — спросила она добродушно.

— Да, я все еще в поиске.

— Я попросила бы Вас взять сегодня книгу самостоятельно, так как Вы знаете, где она лежит. А то видите, сколько у меня сегодня работы, — вздохнула она, указав на большое количество библиотечных карточек, которые, по всей видимости, требовали описи или заполнения.

— Конечно, не волнуйтесь.

Пройдя как обычно к стеллажу, на котором располагались разного рода энциклопедии, я придвинул лестницу и, забравшись по ней на высоту второго шкафа, потянулся за книгой. Доставая свою книгу, я по неосторожности своей уронил соседний и весьма увесистый талмуд. Поэтому, спустившись вниз, я взял в руки упавшую книгу, собираясь поставить ее на место. Это была энциклопедия, посвященная живописи и рисунку. Пробежавшись пальцами по листам книги, я обратил внимание на главу «Инструменты художника». Интересно, подумал я и взял книгу вместе с моей энциклопедией.

Усевшись за уже привычный стол, я взял эту книгу и принялся рассматривать. Там было много чего: и кисти, и специальные трафареты, и уголь, однако внимание мое остановилось на картинке с названием «мастихины». Остановилось оно там исключительно из-за интереса к незнакомому мне слову.

Итак, «мастихины», как я выяснил, являлись инструментами художника, выполненными из тонкой стальной пластины в виде ножа или лопатки с изогнутой ручкой. Они существуют разных размеров и формы, в зависимости от применения. Последнее же предложение прогремело словно гром в моей голове, в нем говорилось, что эти инструменты применяются для очистки палитр или частичного удаления не засохшей краски с картины. По спине пробежал холодок и легкий ужас осознания. Неужели все, что я так долго искал, было у меня перед носом. Эти инструменты легко могли заменить любое оружие, которое я так долго и упорно искал в этой энциклопедии, а те синие частицы, обнаруженные в ране последней жертвы, являлись ничем иным, как остатками засохшей краски. Поняв простоту и одновременно с этим хитрость этого обстоятельства, я бросил книги и побежал домой, ведь именно там лежала та последняя деталь — дневник Эрин, дочитав который я мог бы раз и навсегда покончить со всем этим делом.

Выбежав из библиотеки, я остановил первого встречного извозчика и, заплатив ему приличную сумму, приказал ехать как можно скорей. Добравшись до дома, я мигом вбежал по лестнице, и, ворвавшись в комнату, припал к столу. На столе рядом с дневником лежало письмо, запечатанное и подписанное посередине аккуратным и неповторимым почерком. Я узнал его по первым же буквам — это было письмо Маргарет. Мне безумно хотелось его вскрыть, но я понимал, что сейчас настал именно тот момент, когда выбор надо сделать в пользу общего, а не частного. Поэтому я отодвинул письмо в сторону в надежде прочесть его, как только я закрою это дело раз и навсегда, и принялся читать дневник. Жадно прочитывая страницу за страницей, я добрался, наконец, именно до той, ради которой и был весь этот дневник. Вот что на ней было:

« Сегодня мы познакомились с замечательным художником. Его картины превосходят ожидания многих людей. Самое странное, что он не устраивает публичных выставок, однако, возможно, это связанно с его природной скромностью. Благодаря Ален, мне все-таки удалось испросить его написать мой портрет! Он ждет меня через неделю, надеюсь, это будет воистину шедевр. Кстати, похоже, что моя милая сестренка влюбилась в него до беспамятства. Может быть, она выйдет замуж и наше семейство, наконец, пополнится и творческими личностями. В любом случае, его фамилия весьма бы ей подошла — Ален Грегори — достаточно мило. Ну ладно, мне уже пора идти, внизу меня ждет мистер Фолк.

21 октября 1864 г.»

Боже мой, Ален Грегори, значит, художник — это Кью Грегори. А смерть Эрин наступила как раз через неделю после этой записи! Сопоставив все факты и осознав свою правоту, я схватил плащ и направился в дом Рэмонов. Думаю, что мистер Рэмон как раз тот человек, которому и следовало узнать эту новость первым. На улице было уже достаточно темно, однако для такой вести время не имело значение.

Остановив экипаж, я сообщил место назначения и отправился в путь.

— Да, — протянул извозчик тоскливо, — неспокойная нынче жизнь.

— Ничего, скоро все наладиться, — говорил я с надеждой в голосе, нервно теребя пуговицу на дне моего кармана.

— Для кого как, вот сегодня вечером, например, опять дамочку зарезали.

— Правда? Я не слышал об этом.

— Ну как же, уже весь город в курсе, одна из самых роковых женщин Лондона.

— Кто же это? — спросил я не без интереса.

— Мисс Маргарет Стоун, слышали о такой?

— Как? — переспорил я, медленно подняв взгляд на извозчика.

— Значит, не слышали, странно, всем известна была.

— Где это произошло? Поворачивай туда, живо! — прикрикнул я на извозчика.

— Да вы не горячитесь, тут недалеко.

Добравшись до места, извозчик остановил повозку.

Посередине улицы лежало чье-то тело, накрытое белой простыней, уже успевшей пропитаться красными пятнами свежей крови. Множество полиции шарило по ближайшим переулкам, опрашивая всех встречных людей. Доктор Прайс стоял в стороне, заканчивая уже, по всей видимости, свой отчет. Подойдя к телу, я взял кончик простыни своими трясущимися пальцами и, не веря во все происходящее, резко отдернул ткань, отбросив ее в сторону.

— Маргарет, — сказал я, еле шевеля губами. Да, это была Маргарет. Бледная и холодная, пропитанная запахом смерти и отчаяния.

« Есть пути, которые кажутся человеку прямыми, но конец их — путь к смерти». Запись эта медленно растекалась по ее груди, вниз под спину, образуя под ней лужу горячей крови. На бедре ее я заметил татуировку — черную розу с переплетающимися листьями. Это был конец. Я стоял, абсолютно ничего не слыша и не чувствуя. Перед глазами была только она, по душе разливалось черное одиночество и пустота. Она проникала во все уголки моего тела, не оставляя уже никаких надежд.

— Эй, прогоните посторонних! — раздался голос Прайса среди пустоты.

Я чувствовал прикосновения, грубые толчки, какие-то крики, слова. В чувства меня привел холодный снег, внезапно коснувшийся моего лица. Я лежал в снегу на обочине. Подняв голову, я заметил подол женского платья и краюшек туфли. Поднявшись на колени, я увидел мадам Ди Пуасье, смотревшую на меня глазами, полными слез и сострадания. Опомнившись и вскочив на ноги, я бросился к дому Маргарет. Мне надо было выяснить адрес этого Кью Грегори. Отдать его полиции было бы теперь для него слишком просто.