Валентин Лавров - Железная хватка графа Соколова

Соколов еще не ведал, что пройдет совсем немного времени, как жизнь преподнесет ему такой сюрприз, что понадобится напряжение всех его богатырских сил, чтобы выйти из сложной ситуации.

Сахаров, который всегда восторгался необычной способностью Соколова вмиг распутывать самые сложнейшие преступления, на этот раз с жаром возразил:

— Твое утверждение, Аполлинарий Николаевич, что проститутка Клавка мертва, — смелое, но бездоказательное. Если она лежит где-то хладным трупом, стало быть, и этого несчастного, — он кивнул на тело

Хорька, — жизни лишила, не Клавка. Но ведь, кроме нее, из посторонних никто в этой квартире не бывал.

— Ну, пока что я не видел ни одной улики против Клавки, — спокойно отвечал Соколов.

— Как не видел! — задохнулся Сахаров. — А шпильки в луже крови? А волосы на подушке? Они ведь Клавки? А разорванное фото? А бокал на столе с остатками губной помады, и сам металлический пенал этой же помады «En etui bois», которой пользовалась Железная Нога? А портмоне убитого, которое исчезло? — Он упер острый взгляд в Соколова. — Или тебе, граф, ревность мешает признать правду?

— Какая еще ревность? — удивился Соколов.

— Сам понимаешь какая. Я шпильки обнаружил, поручик — пенал помады и ее следы на стакане.

Соколов удивленно поднял бровь:

— Чушь несешь, полковник! Твоя ошибка, что ты увлекся единственной версией, хотя, может, и соблазнительной. А одно из главных правил в розыске — отсутствие предвзятости.

— Но не менее важно — с возможной быстротой выйти на след преступника. А что ты можешь возразить против моей версии? Ведь она зиждется на неоспоримых уликах.

— Поспорить, полковник, есть о чем. Да, волосы на подушке вполне могла оставить Клавка. Но разорвать фото певицы Вевер? Вот, держи эту фотографию. Она наклеена на паспарту фирмы Скамони. Его фирменный знак — флажок в кружочке. Скамони изготавливает свои паспарту из очень прочного картона. И женщине, даже такой дюжей, как Клавка, разорвать его почти невозможно.

Сахаров обрадовался:

— Вот, граф, ты сам сказал: «Почти невозможно». Значит, исключение допускаешь. А дальше что?

— Главное — затерты отпечатки пальцев на ноже. Сколько найдется в Москве людей, которые слыхали бы про дактилоскопию? Не больше двух-трех десятков. Причем таких, какие имеют прямое отношение к криминалистике. Клавка в их число не входит.

Сахаров взял Соколова за плечи:

— Вот тут, граф, ты ошибаешься, ибо упускаешь из виду некий пустячок. Конечно, Клавка понятия не имела бы об отпечатках пальцев, если б ее дружком не был весьма сведущий в этих делах Хорек. О чем они говорили, лежа в объятиях друг друга? Не только, конечно, о чувствах. Хорек, это очевидно, был все же хвастуном. Желая блеснуть своими познаниями, он и рассказал Клавке об этом научном достижении. Клавка — сметливая. Она запомнила и взяла новые знания на вооружение. Убив Хорька, не спеша, тщательно затерла на ноже следы и вместе с проводом спрятала в шкаф.

— Но ведь это убийство для Клавки бессмысленно, оно лишало ее надежды выйти за солидного, по ее меркам, человека, освободиться от публичного дома, — возразил Соколов.

— А почему, граф, ты решил, что Клавка горела желанием переменить свое положение? Женщины этой гнусной профессии с большим трудом отрываются от постоянного разврата, от безделья, от жирной сладкой пищи, от пьянства.

— Но, убивая Хорька, Клавка все равно обрекала себя на разлуку с веселым домом мадам Карской!

Сахаров невозмутимо парировал:

— Как часто бывает у женщин, Клавка все это натворила в запальчивости, необдуманно. А потом, что, нет других «красных фонарей»? Клавка смотается куда-нибудь с фальшивым паспортом, осядет, скажем, в Нижнем Новгороде или Варшаве и вновь примется за свою работенку. Сколько таких на матушке-Руси!

Соколов махнул рукой:

— Я докажу тебе: Клавка не убивала. Сейчас я еду домой. Завтра утром я вернусь сюда, буду отрабатывать окружение. Преступление совершено среди бела дня, наверняка кто-нибудь что-нибудь видел.

— Прекрасно! — Сахаров повеселевшим взором посмотрел на гения сыска. Он больше всего боялся отказа Соколова заниматься делами охранки. — Эй, поручик! Завтра утром отправляйся к мадам Карской, выведай все возможное: что в последнее время говорила Клавка, кого принимала, куда отпрашивалась, есть ли у нее родственники, у которых она могла скрыться, ну, как обычно. И не забудь поговорить с подружками Клавки — эти всегда знают больше всех.

Ранним утром Соколов был уже на ногах — бодрый, полный сил. Вдруг зазвонил телефон. Соколов удивился: он узнал голос начальника сыска Кошко. Тот мятным, ласковым голосом, словно у них не было размолвки, проговорил:

— Дорогой Аполлинарий Николаевич, знаю, что теперь тебе не до нас, грешных. Но, умоляю, последний раз выручи! Может, слыхал — во всех газетах было, — позавчера ночью «медвежатники» вскрыли кассу в Сибирском торговом банке, в их филиале, что в Гавриковом переулке, дом Шапиро.

— Много унесли? — вежливо спросил Соколов.

— Триста семнадцать тысяч только наличными и еще на полмиллиона ценных бумаг. Вот работают! Словно у твоего Буни Бронштейна учились.

— Я должен прислать управляющему Исааку Шапиро соболезнование?

— Исаак Сергеевич очень просит тебя помочь! Обещал: за раскрытое преступление и найденные капиталы одарит по-царски — пять тысяч даст.

— Что-то «щедр» банкир! Я ему — миллион, а он мне — на сбитень и семечки.

— Банкиры умеют считать каждую копеечку, но я могу поговорить с Исааком Сергеевичем, может, на семь тысчонок согласится. Мои ребята с ног сбились — никакой зацепки. И ящик не корежили, а сумели замок новейшей конструкции вскрыть. Сам генерал-губернатор меня вчера вызывал, требует: «Землю ройте, а украденное предоставьте!»

Соколов решительно прервал эту тираду:

— Прости, Аркадий Францевич, у меня сейчас на руках другое дело. Должен убийц отыскать, а человеческая жизнь дороже любых денег, — и дал отбой.

— Мне пора, интересное дело в Златоустинском ждет! — Соколов поцеловал жену. И добавил: — Это дело захватило меня. Нутром чувствую: тут сокрыта какая-то необыкновенная и страшная тайна. Много сложных дел распутал, но такого еще не было.

Мари озабоченно глядела ему в глаза:

— Справитесь, Аполлинарий Николаевич?

Соколов серьезно ответил:

— Только с помощью Царицы Небесной! Представь, что дело я не распутал: сколько срама будет! «Графа Соколова провели убийцы!» — вся Москва станет твердить, газетки задохнутся радостью. Нет, не уйдет убийца, со дна океана его достану!