Валентин Лавров - Железная хватка графа Соколова

А в это же время во дворе Библиотеки им. Ленина горели костры: жгли книги великой русской литературы, напечатанные в XVIII—XIX веках. Случайно оказавшийся поблизости писатель Владимир Лидин за несколько бутылок водки уговорил рабочих нагрузить телегу антиквариатом, приготовленным для огня, и отвез к себе домой на улицу Семашко, 5. (В. Г. Лидин об этом рассказывал сам.)

Еще прежде Крупская подготовила постановление, запрещавшие держать в общественных библиотеках книги многих выдающихся авторов, в том числе все философские трактаты «зеркала революции» — Льва Толстого. А сам классик именно эти произведения считал самым главным из написанного.

Когда верный ленинец Сильвестр Петухов умер, его урну по очереди несли товарищи Сталин, Каменев, Калинин, Рудзутак, Цюрупа, Рыков и какой-то Т. В. Сапронов.

Товарищ Сталин, обращаясь к урне, произнес трогательные слова:

— Сегодня мы прощаемся с тобой, дорогой и замечательный большевик, верный ленинец, дорогой ты наш товарищ Петухов. Будучи тяжело контужен безжалостной рукой врага, ты оставался на боевом посту и весь жар горячего сердца без остатка отдал делу революции...

Урну замуровали в Кремлевскую стену. Военный оркестр сыграл «Интернационал». В небо из ружей стрельнул почетный караул. Народ рыдал и клялся отомстить мировой буржуазии, а члены ВЦИК отправились выпить водки и хорошо закусить.

Однако вернемся к событиям декабря 1913 года.

Соколов ничего обещанного не запамятовал.

Так, невзирая на поросячий визг, дворник Платон за давний донос на Соколова был опущен головой в унитаз. Быстро отходивший сердцем, гений сыска уже на следующий день подарил дворнику пять целковых.

— За «синенькую» я таковым манером лазить согласен кажинный день! — Счастливый Платон поцеловал графскую ручку, побежал в ближайший трактир и напился до лежачего положения.

Получив благодарность министра Макарова, на вопрос, какой награды хотел бы, Соколов ответил:

— Прошу, ваше превосходительство, отметить верную службу и личную отвагу филера саратовского охранного отделения Коха, а также служебное рвение полицмейстера Дьякова.

Министр подписал соответствующий приказ.

В Саратов были командированы Соколов и товарищ министра внутренних дел Евгений Сахаров.

Едва оказавшись на берегах Волги, Соколов отправился к печальной обители — к кладбищу. Положив на холмик цветочки, в печальной задумчивости постоял возле скромной, занесенной снегом могилки горничной Соньки, так его любившей.

Вечером было большое торжество. Столичные гости вручили прослезившемуся Жирафу большую серебряную медаль «За усердие» и сообщили о повышении в чине.

Теперь местная знаменитость стал околоточным надзирателем с годовым окладом 770 рублей, бесплатной казенной квартирой, дровами и дешевым артельным столом.

Жираф показывал медаль всем желающим и с гордостью произносил:

— Отечество своих героев знает-с!

Грудь бесстрашного полицмейстера Дьякова украсила серебряная Анна второй степени.

По этому поводу в местном «Метрополе» его хозяин Григорий Васильевич Очкин закатил совершенно замечательный праздник.

На сцене неистовствовали цыгане, где своим басом и обширным бюстом выделялась красавица Тамарка.

Топорща невыразимые усы, вприсядку выделал камаринского сам полицмейстер Дьяков.

Старый знакомый Соколова — Степка наяривал на балалайке любимую увертюру Соколова — из «Лоэнгрина». Балалайка была совсем новой, четырехструнной, самой лучшей работы, с изящной перламутровой инкрустацией и чрезвычайно полным и приятным тоном. За это чудо фабрики «Прима» Степка отвалил сорок целковых.

Дьяков поманил пальцем Жирафа, вытянул из его пиджачного кармашка кокетливо выглядывавший платок и вытер пот со своего лица. Затем вежливо сказал «спасибо!» и засунул платок обратно в кармашек, взял бокал «редерера» и освежился. После этого заглянул в глаза Соколова, обнял его и с жаром воскликнул:

— Какой вы отважный, Аполлинарий Николаевич, и... удачливый.

Соколов помолчал и, словно выдавая сокровенное, отвечал:

— Я очень люблю эту прекрасную землю и чудный дар Создателя — жизнь. Поэтому я не унижаю себя страхом смерти, не ищу почести и богатства.

Гений сыска с легкой улыбкой наблюдал за весельем. Он возносил молитву к Господу, испрашивая добра всем этим бесхитростным и по сути дела очень добрым людям.

В тот счастливый вечер Соколов не мог предвидеть свою грядущую судьбу, когда все прежде пережитое покажется легкой забавой.

15 июня 1997 — 25 мая 1998

Рассказ об этом забавном происшествии в моем историческом детективе «На дыбе» Примеч. авт.

Это не плод авторской фантазии. Действительно, в самом начале Мясницкой, рядом с нынешним «Библио-Глобусом», был большой магазин «И. Г. Киров и К°». Странное совпадение: именно эта улица в советское время была названа Кировской — в честь одного из большевистских правителей.

История эта рассказана в книге «Граф Соколов — гений сыска». — Примеч. авт.

О том, что В. И. Ленин настойчиво обращался к германскому правительству с просьбой выделить 70 миллионов марок «в целях разложения русской армии и поднятия беспорядков в тылу», остались многочисленные свидетельства и документы. В частности, об этом доказательно писали жандармский генерал А. И. Спиридонович в книге «История большевизма в России от возникновения до захвата власти» (Париж, 1922), начальник контрразведки Петрограда Б. В. Никитин в книге «Роковые годы» (Париж, 1937), а также многие исследователи — А. Латышев, Д. Волкогонов, А. Арутнов, В. Солоухин и другие.

Приведу цитату из серьезного исследования одного из честнейших и умнейших людей XX века Владимира Солоухина: «Не будем сейчас пережевывать жеваное, то есть тему Парвуса, через которого шли деньги, тему “пломбированного вагона”, в котором Германия провезла тридцать головорезов-революционеров через свою территорию в Стокгольм, откуда эта “тридцатка” без труда, через Финляндию, перебралась в Петроград. Об этом много написано... Что касается количества немецких денег, с которыми высадился на российскую землю десант большевиков, то добросовестные исследователи сходятся на сумме 50 000 000 марок золотом. В те времена это была астрономическая цифра. Мы же укажем лишь на одну маленькую подробность. В Стокгольме Ленин садился на поезд в котелке, а в Петрограде, на площади перед Финляндским вокзалом, он оказался в кепке. Ближе к образу пролетария». (Солоухин В.. При свете дня. М., 1992. С. 120).