Валентин Лавров - Железная хватка графа Соколова

Вдруг Мари, прилегшая рядом с мужем, привстала, настороженно прислушиваясь, с испугом произнесла:

— Под окном кто-то ходит!

Соколов сел на кровать, чутко улавливая звуки. И вот совершенно отчетливо послышался легкий стук, какой бывает, когда стремянку ставят к стене, чье-то приглушенное учащенное дыхание.

Граф схватил жену за руку и спрятал ее за тяжелой оконной шторой. Сам, действуя одной рукой, мгновенно соорудил на кровати подобие спящего человека и отпрянул к стене.

Сделал Соколов это вовремя. В проеме окна показалась страшная голова. Была она страшной потому, что на нее была натянута черная маска с прорезью для глаз, на руках — перчатки.

Злодей осторожно спустился на иол. Крадущейся походкой направился к неясно видной в скудном лунном свете кровати.

Соколов все эти мгновения напряженно думал: «Как взять покусителя? Опрокинуть ударом ноги сзади? Оглоушить ударом кулака? Но в темноте легко промахнуться... Нет, плохо полицейскому, коли он с одной рукой да без револьвера...»

Тем временем злодей выдернул из-за пояса нож. Двумя руками он занес его за голову и, издав короткий звук «кх!», вонзил по самую рукоять... в волосяной матрас.

Соколов скорее по интуиции, чем обдуманно, насмешливо произнес:

— Эй, дядя, задери лапы вверх! Шевельнешься — пулю схлопочешь.

Голос заставил покусителя вздрогнуть. На время он замер. Но вместо того чтобы подчиниться команде, вдруг метнулся к дверям.

Когда Соколов выскочил в коридор, покусителя след простыл.

Гений сыска вернулся в палату, зажег электрический свет. Гам, где только что стоял покуситель, темнела лужица.

— Охо-хо! — Соколов начал дико хохотать. Наконец, отсмеявшись, он, устало отдуваясь, плюхнулся на изящную козетку.

Та с оглушительным треском развалилась под его атлетическим телом.

— Однако горячие у нас денечки! Ежедневно или свежий труп, или очередная загадка.

Так говорил Соколов своей супруге, поджидая вызванных им сыщиков.

Увы, гений сыска еще не знал, что бурно начинающийся день принесет очередной ошеломляющий сюрприз.

Солнце не успело подняться над крышами, как первый посетитель вырос на пороге — начальник охранного отделения Сахаров. Выслушав рассказ приятеля, прижал Соколова к груди:

— Ах, как хорошо! Какой ты герой, я восхищаюсь тобой, Аполлинарий Николаевич. А я вчера допоздна рылся в картотеке, пытался найти: кто на дело ходит в перчатках. Никого! Еще не знают об отпечатках пальцев или не верят в идентификацию. А покуситель, говоришь, того... со страху в порты напустил? Ха-ха!

В коридоре послышались шаги. Это фон Менгден, сухопарый, вышагивал как журавль. За ним извозчик тащил треногу, а Сильвестр — фотокамеру.

Появился и профессор Австрейх. Со слезами на глазах взглянул на сыщика:

— Граф, как я виноват перед вами! Вы можете думать, что я заодно со злодеями: не дозволил в палате держать оружие. Теперь хоть мортиру вкатите — ни слова не возражу!

— Нет, нынче же я отправляюсь восвояси, — проворчал Соколов. — У вас здесь какой-то дом ужасов. Мало того что холодным оружием по ночам казенный инвентарь портят, еще на пол мочатся.

Австрейх замахал руками:

— Категорически протестую: домой нельзя, вам надо еще побыть в клинике.

И ушел.

Сильвестр печально покачал головой:

— Кто-то вас точно выслеживает, Аполлинарий Николаевич. Вам надо быть осторожней. Охрану, может, выставить?

— Можно. Но лучше выловить и уничтожить врагов, — вставил Сахаров.

Соколов нетерпеливо спросил:

— Какие новости? Клавку — живую или мертвую — отыскали? У Чукмандина обыск сделали?

Сильвестр с молодым запалом возразил:

— Первое: Клавки нигде нет! Второе: у Чукмандина вчера все перерыли — ив мастерской, и в его комнатушке. Он, знаете, живет прямо в магазине, в мансарде. Владелец Киров ему закуток выделил. Ни-че-го! То есть любопытного ничего.

— В сейф влезли?

— Нет-с, пока ключей найти не можем. Спрятал, лиходей, куда-то.

— Ну, справимся с этим. Вопрос прежний: почему слесарь бежал от меня? Какой тяжкий грех за собой ведал? Ведь начать отстреливаться — не шутка. Эх, видно, что-то я не так делал.

Сахаров умиротворенно заговорил:

— Я, дорогой Аполлинарий Николаевич, тщательно проанализировал твои действия и твердо заявляю: в сложившейся обстановке ты не допустил ни одной ошибки. Кстати, и Кошко в восторге от твоей погони за преступником — звонил, завтра зайдет к тебе.

— Думаю, не успеет, — непонятно сказал Соколов.

Тем временем фон Менгден закончил фотосъемки, сделал гипсовые оттиски следов ног покусителя — на рыхлой почве под окном они были четкими.

Пришел санитар. Смущаясь своей власти, сказал:

— Прошу прощения, господа. Сейчас врачебный обход. Всем надо уйти.

— Правильно, — вдруг поддержал санитара Соколов. — Это не дело, мешать пациенту болеть. Мари, Буня уехал в Мытищи?

— Думаю, нет! Сегодня он собирается навестить вас, ежели позволите.

Гости вышли во двор. Сыщиков поджидала коляска. Сахаров любезно подставил руку:

— Садитесь, графиня, мы вас... — и он осекся на слове. Из полукруглой арки, ведшей в больничный сад, появился... граф Соколов — с широкой белозубой улыбкой и рукой на перевязи, одетый лишь в больничный халат, который плохо сходился на его груди, широкой, как просторы империи.

— Не пойму, — покачал головой Сахаров. — Ты из окна выпрыгнул?

— Надо жить так, чтобы даже козни врагов шли нам на пользу. Покуситель притащил к окну лестницу, которая прежде стояла у дровяника. Я ей и воспользовался, — веселым голосом сказал Соколов. — Извозчик, гони лошадей! Через площадь, вон мой дом — с вывеской фирмы Эйнем. Переоденусь и приглашаю всех посетить бывшие хоромы новопреставленного Чукмандина. А поскольку он работал по железу, без умельца Буни Бронштейна нам не обойтись. — И со значением произнес: — Не бывает так, чтобы невиновный бегал от полиции, да еще со стрельбой.

— Может, он напугался вашего грозного вида? — наивно предположил Сильвестр.

Сахаров ловко перевел вопрос на шутку:

— Пугаются не только взгляда — мы знаем, как от этого преступники в обморок валились, но уже и голоса Аполлинария Николаевича трепещут. По этой причине санитару приходится за такими пол подтирать.

Все весело рассмеялись.