Дональд Томас - Забытые дела Шерлока Холмса

— Вы правильно поступили, мадам, когда вынесли рукопись из Елисейского дворца, где у вас, похоже, больше недругов, чем во всем остальном мире. Там ее и будут искать в первую очередь. Что касается мсье Амара, то мы с ним знакомы еще по делу «убийцы на Бульварах». И я очень высокого мнения о нем. Если он предупреждает об опасности, следует принять его слова во внимание.

— Между прочим, — заметила она, — именно по совету мсье Амара я и обратилась к вам. Узнав о вашем приезде в Париж для переговоров с профессором Бертильоном, он выразил надежду, что вы сумеете помочь и нам. По его рекомендации я теперь буду доставлять домой случайные бумаги, не имеющие особой важности, — лишь для того, чтобы отвлечь внимание наблюдателей. А перевозить новые страницы рукописи мы поручим вам. На некоторое время вы с доктором Ватсоном станете нашими курьерами. Вы убедитесь, что никто за вами не следит, и будете опускать конверты в почтовый ящик моего дома в переулке Ронсен.

Холмс выслушал ее с необъяснимо мрачным видом.

— Хорошо, — задумчиво проговорил он. — Придется принять условия мсье президента, мадам Стенель. Простому налогоплательщику с Бейкер-стрит нелегко противиться желаниям главы государства. Однако я задам вам вопрос, который не посмел выяснить у мсье Фора: какой смысл задерживать нас с доктором Ватсоном в Париже, если эти функции под силу любому смышленому полицейскому? Вы ведь могли каждый вечер назначать нового курьера, чтобы тот, кто за вами следит, не сумел опознать его. И от него не потребовалось бы ничего особенного — просто передать конверт консьержу.

Я полагал, что мадам Стенель смутится, но она лишь обворожительно улыбнулась:

— Разве президент не вправе выбирать лучших исполнителей?

— Нет, нет, мадам, — раздраженно сказал Холмс. — Это не ответ на мой вопрос!

Она чуть заметно повела плечами:

— Что ж, хорошо. Среди документов, использованных в рукописи, — то есть непосредственно на ее страницах — будут неопровержимые доказательства невиновности Дрейфуса.

— Тогда нужно немедленно опубликовать их, — решительно заявил Холмс.

Молодая женщина снова покачала головой:

— Человек, чье свидетельство сделает бессмысленными все дальнейшие возражения против освобождения Дрейфуса, находится сейчас в Берлине. Ему запрещено разглашать тайну начальником германского Генерального штаба и самим кайзером. Но если наш план удастся, то через месяц-другой они больше не смогут отдавать ему приказы.

Внезапно наступила тишина. Сидя в уютной гостиной на бульваре Распай, мы думали о Дрейфусе — невинно осужденном честном человеке, закованном в кандалы и обреченном гнить заживо во влажных испарениях джунглей Чертова острова, пока смерть не освободит его.

— Fiat justitia, ruat caelum , — по-прежнему недовольно произнес Холмс. — Пусть обрушатся небеса, но восторжествует правосудие. Ваша взяла, мадам. Видит Бог, это не такая уж высокая плата за свободу несчастного Дрейфуса.

После того как мадам Стенель ушла, он долго молчал в своем кресле. Затем мой друг сделал то, что делал обычно, когда его переставали терзать тяжелые раздумья: он подошел к окну и устремил вдаль пристальный взор. Уже стемнело, пейзаж за окном был вполне достоин кисти Писарро или Мане. Свет газовых фонарей отражался в оставшихся после дождя лужах. Прогулочные экипажи и дилижансы спешили от ярко освещенных витрин магазинов на рю де Ренн к тишине и спокойствию бульвара Сен-Жермен. Пешеходы торопились домой из погрузившегося в полумрак Люксембургского сада.

— Итак, — сказал Холмс, обернувшись ко мне, — мы должны остаться здесь и каждый вечер доставлять мадам листы рукописи, охраняя их от похитителей. Ответьте, Ватсон, вы верите во все это? Не напоминает ли вам ситуация о другом, столь же бессмысленном занятии, так прекрасно описанном вами в рассказе «Союз рыжих»? В котором одному мужчине платили неплохие деньги за то, что он каждый день переписывал от руки статьи из «Британской энциклопедии». Какое изящное преступление за этим скрывалось!

Меня несколько удивил тон его высказывания.

— Уж не считаете ли вы мадам Стенель нарушительницей закона?

— Разумеется, не считаю! — раздраженно ответил он. — Разве что безнравственной женщиной. Полагаю, она из тех, кого аристократы с Роттен-Роу деликатно именуют прелестными наездницами.

Услышать такую вульгарную фразу от обычно сдержанного Холмса было странно и неприятно.

— Значит, по-вашему, она сказала нам неправду?

— Не всю правду, вне всякого сомнения! — Его взгляд выражал недовольство моей непонятливостью. — Мы нужны вовсе не для того, чтобы уберечь от кражи бумаги президента или помешать слежке за мадам Стенель. И она понимает это не хуже, чем мы.

— Тогда чему же еще мы должны помешать?

— Неужели даже теперь, после того как она сообщила нам об измене и готовящемся перевороте, вы не догадываетесь, почему нас предпочли сотрудникам Сюрте или Второго бюро?

— Я не понимаю, что она надеется предотвратить с нашей помощью, — сказал я с легким чувством досады.

Шерлок Холмс сокрушенно вздохнул:

— По всей вероятности, убийство президента Франции.

Прошло несколько дней, и мрачное предсказание Холмса теперь казалось мне настолько нелепым, что я не решался напоминать о нем моему другу даже в шутку. Каждый вечер мы брали одного и того же извозчика и ехали вдоль однообразных грязно-желтых зданий по рю де Вожирар к высокому, окруженному садом дому в переулке Ронсен. Как по команде, на дорогу впереди нас выезжал еще один экипаж, и мы следовали за ним по бульвару Инвалидов, через Сену по изящному мосту Александра III и мимо застекленных павильонов Всемирной выставки.

Иногда, если день выдавался солнечным, мадам Стенель отпускала извозчика возле моста и шла по просторному парку с небольшими скамейками и посаженными четко в линию вечнозелеными деревьями, направляясь к дальнему концу Елисейских Полей. Так нам проще было определить, не шпионит ли за ней кто-нибудь. Время от времени прохожие оглядывались на красавицу с тонкой талией, в пальто с меховым воротником, ласково касающимся ее румяных щек, и в кокетливой, украшенной черной вуалью шляпке, венчающей ее элегантную прическу. Многие мужчины провожали молодую женщину задумчивыми взглядами, но никто не преследовал ее.

Она быстро проскальзывала в ворота чугунной, с позолоченными наконечниками ограды президентского дворца на углу Елисейских Полей и авеню де Мариньи, так что ни одна живая душа не успевала это заметить. Возвращаясь домой, мадам Стенель несколько раз выходила из экипажа на какой-нибудь из узких улочек Левобережья, идущих вдоль grands quais [25] Большие набережные ( фр. ). Сены напротив Лувра. В сумерках раннего вечера она останавливалась возле темно-зеленых, терракотовых или черных с золотом витрин на рю де Сен-Пер. Всевозможные диковинки и украшения сверкали в лучах электрического света. На полках bibliotheques [26] Книжные киоски ( фр. ). сияли кожаными переплетами редкие книжные издания. Мы с Холмсом по опыту знали, что в таких случаях охотник нередко становится добычей. Человек, наблюдающий за мадам Стенель, был бы вынужден бесцельно прохаживаться неподалеку, или сделать вид, что его тоже заинтересовали товары на витринах, или же просто отсиживаться в экипаже, пока объект слежки переходит от одного магазина к другому. Однако наметанный глаз Шерлока Холмса ни разу не отыскал вокруг ничего подозрительного.