Валерий Иванов - Петля Времени

Ночные клубы, существовавшие в городе, по примеру развращенных афинян, пользовались особой нелюбовью императора. По его приказу ночные дозоры постоянно громили греческие образчики разврата, арестовывая молодых патрицианских буянов, мешавших спать своими дикими дебошами добропорядочным римским гражданам.

Клуб, организованный расторопным Полибием, состоял сплошь из жен нобилитета - самых богатых и влиятельных сенаторов и патрициев. Вход в него был свободным и абсолютно добровольным. Ушлые свахи смогли быстро уговорить пресыщенных и скучающих от безделья патрицианских матрон дарить свои ласки самому императору, находясь при этом в масках. Это придавало особую остроту ночным оргиям.

Если же император, желая узнать, кто подарил ему столь изысканные нежности, снимал маску с лица незнакомки, она была вправе обратиться к владыке римской империи с любой просьбой. Будучи скупым от природы, Тиберий не слишком часто позволял себе раскрытие инкогнито любовной партнерши.

Матроны были столь вычурны в ласках и ароматах своих тел, что император иногда с нетерпением ждал новой встречи, каждая из которых дарила свою неповторяемую интригу. Одни из них приходили совершенно бескорыстно, лишь для того, чтобы познать всю остроту ощущений, отдаваясь повелителю Римской империи. Другие, таких было немного, умышленно сдвигая маски, как бы в пылу любовных утех, просили должности для своих мужей и родственников. В просьбах никому не отказывалось, слух об этом быстро разнесся, и поэтому очередь на общение с ним растягивалась на недели.

Этим изредка пользовался дуумвир. В его власти было допустить к императору сегодня или через месяц или вообще отказать в свидании с венценосным, и некоторые понравившиеся ему матроны не миновали и его ложа. Но это было редко - Полибий не был сластолюбцем.

Когда он в очередной раз явился к императору с докладом о положении дел в столице, цезарь, в награду за скрашивание своего досуга, молча стянул с руки большой браслет из красноватого червонного золота, выкованный наподобие дракона, и сам одел его под локоть левой руки своего любимца. Тот прикоснулся к подарку губами и склонился в глубоком поклоне. Голова дракона сверкнула двумя зелеными изумрудами глаз. Немного погодя, Тиберий отправил в ссылку за незначительную провинность второго соправителя Рима и Полибий стал единоличным главой столицы империи, нося по-прежнему титул дуумвира.

Отныне римский император ежедневно мог предаваться любовным утехам с представительницами самых знатных фамилий государства. Почти каждодневные ночные ласки истощали его тело, а выпиваемые в процессе наслаждений вина иссушали его мозг и желудок. Бани и массажи уже не могли полностью восстанавливать утраченные силы. Тиберий двигался навстречу своей гибели.

Но не только безнравственность, распущенность и умопомрачительная развратность знатных римских матрон вовлекали его в ночные оргии. Страсть к этим глубоко порочным женщинам подогревалась желанием унизить римский нобилитет.

Сколько изощренного удовольствия он испытывал, находясь в стенах Сената и глядя в самодовольные лица многих сенаторов, на величавые головы которых он лично мог возложить рога. При этом император закрывал глаза, в подробностях вспоминая фигуры и позы красавиц, трепетно и страстно раскрывавших ему свои объятия.

- Вот выступает надменный Клавдий Ливий, - думал Тиберий, - сколько в нем чванства и самодовольства, самовлюбленный павлин. Знал бы он, сколь кипуча и страстна его, с виду холодная, жена Антония. Как забавлялись мы с ней в бассейне. Посмотришь - целомудреннейшая из матрон, а, сколько в ней похоти и неутоленного желания....

- А, вот восседает на сенаторской скамье, раздувшись от собственной важности и благочестия Гней Кальпурний Пизон, - Тиберий прикрыл глаза, - он и представить не может, насколько игрива и любвеобильна его Планцина, на людях выглядевшая воплощением кротости и наивности. Вряд ли она дарит ему такие щедрые и разнообразные ласки....

Через год император направит его наместником в Сирию, а потом прикажет отравить, заподозрив в сговоре с Понтием Пилатом. Планцина же будет помилована, придет во дворец и отдастся ему с каким-то неистовым мазохизмом, не испытывая никакой печали по уничтоженному мужу. Под влиянием разврата и проявления людских пороков венценосный принцепс год от года становился все более нелюдимым, жестоким и злобным.

Он стал жить только в своем загородном дворце, по-прежнему предаваясь безудержному разврату и пьянству....

Теперь, когда луна была близка к полнолунию, его стали посещать какие-то смутные, неясные страхи. Чтобы отделаться от них, император стал до минимума сокращать время на размышления, ежедневно предаваясь плотским утехам.

Близилась ночь, и Тиберий зашел в спальню, отделанную в золотистый и желтый цвета, символизирующие осень.

Бледно-желтый балдахин, скрывающий ложе, был поднят. На ложе возлежала зрелая матрона, формы которой были, однако, волнующими, не утратившими свежести и упругости. Лицо незнакомки было на треть закрыто черной бархатной маской с небольшими прорезями для глаз. Маленькая головка с белокурыми волнистыми волосами покоилась на локте руки, запястье которой охватывал тяжелый золотой браслет, унизанный разноцветными камнями. Вторая рука целомудренно лежала между несколько тяжеловатых бедер, слегка прикрывая золотистый пушок, обрамляющий низ безупречного по форме живота. Тонкая талия была опоясана тонким кожаным ремешком черного цвета, увенчанного под изящным пупком красноватой жемчужиной. Узкую щиколотку левой ноги украшали пять тонких золотых браслетов. Полные упругие груди дерзко смотрели на императора большими темно-коричневыми сосками.

Тиберия возбудила уже сама поза - невинная и в то же время раскованная, зовущая к дерзкой любовной игре. Он подошел и сделал знак рукой, приглашающий женщину приподняться и принять нужное положение. Прекрасная матрона медленно опустилась на локти, спрятала в них свое заалевшее лицо и приподняла высоко вверх белые пухлые, но совершенные, полушария.

Император положил руки на ее крутые, вздрогнувшие сразу, бедра и вошел в нее, овладев женщиной жадно и неистово....

Трижды он восходил на вершину сладострастия и стремительно падал вниз бурлящим водопадом. Крупные капли пота стекали с его груди, падали и исчезали в темной ложбине, разделяющей колышущиеся в страстных телодвижениях матово поблескивающие полушария.

Женщина, казалось, была неутомима. Наконец император откинулся назад и рухнул на ложе полностью обессиленный. Неизвестная прелестница грациозно и беззвучно опустилась рядом.