Алексей Фомичев - Сам без оружия

— Что ты? — подтолкнул ее Щепкин, лихорадочно соображая, как теперь строить разговор после ее откровений. — Вышла на японцев?

— Задача была не так сложна. Украсть документы из Генштаба…

— Так это ты? — не веря ушам, почти закричал Щепкин. — Ты украла?

— Да. Я знала, где они лежат, наш человек, один дурачок… он сказал и помог получить слепок ключей.

— Штабс-капитан Азольцев! — выдохнул Щепкин.

— Да. Немцы поймали его на интимной связи с родной сестрой. Сам понимаешь, всплыви такое, ему бы не поздоровилось. Хотя он тут ни при чем, эта молодка готова была лечь хоть под дворнягу. Прости…

— И он согласился?

— Не сразу. Но его сумели убедить, что это надо для того, чтобы убрать одного неугодного офицера. Он поверил. Захотел поверить. А дальше все было просто.

Да, все просто. Она же циркачка, акробатка, для нее залезть в здание, вскрыть сейф и уйти не сложно. Но сюрикен…

— Ты убила солдата…

— Я не хотела. Это вышло случайно, — потупила она взгляд. — Я не очень наловчилась с этими звездочками.

— А сюрикены — чтобы подумали на японцев?

— Да. Когда документы были украдены, куратор связался с посольством от имени одного агента. Я получила его кличку и стала… «партнером».

— Но ты передала им липу! — едва не воскликнул Щепкин и посмотрел на дверь.

Диана поняла взгляд, покачала головой.

— За дверью никого. Но ты не шуми. Да, это были подделки.

— Зачем? Чего ты хотела этим добиться?

— Таков был замысел операции. Подкинув фальшивки японцам, спровоцировать их на ответные действия. Столкнуть Россию и Японию, нарушить единство союзников и ослабить их. Германия и Австрия терпят поражение, нужна любая пауза.

— Значит, и тоннель?

— Это было одним из условий сделки. Японцы должны были участвовать в диверсии. Это разозлило бы власти России.

— А Смардаш? Он тоже агент?

Холодова виновато улыбнулась.

— Бедный мальчик… Нет, он не агент. Я заставила его влюбиться в меня, требовала подарков. Он стал играть в карты, на скачках. Проиграл не только свои деньги, но и деньги отца. Хотел стреляться, но мы выручили его. Взамен он обязался слушать меня во всем и всегда.

— Вы запугали его разоблачением. Как и Азольцева.

Холодова не ответила, скомкала платок и продолжила ровным голосом, уже не роняя слез.

— Он должен был помочь японцам провести диверсию. И все шло как надо. Но тут вмешался ты. Господи! Я даже не знала, чего боялась больше! Что не будет взрыва или что ты погибнешь! А когда поезд прошел тоннель и ты пришел в вагон… — она горько усмехнулась. — Я и забыла, что тебя нельзя победить.

— В честном бою, наверное, сложно, — покачал головой Щепкин. — Но от удара в спину не спасут ни дзюдо, ни пистолет. А ты ударила точно…

Холодова не отреагировала на его слова.

— Значит, это ты предупредила японцев о нашем визите? Продала любовь. Верность Германии выше чести и Родины?

Кажется, он перебрал с резкостью. Холодова выпрямилась, поджала губы.

— Я урожденная Ранте, если ты не знал. По отцу немка, баронесса. Кстати, немцы обещали восстановить меня в наследстве. Так что моя отчизна — Германия.

— Значит, ты патриотка?

— Я просто баба, Васенька! Баба, которой надоели все эти игры, война, подлость и смерти, — она снова шмыгнула носом. — Это уже выше моих сил.

— Но ты решила довести игру до конца. Что, куратор настаивает? Грозит отобрать титул?

Она мотнула головой, как-то зло усмехнулась.

— Куратор погиб позавчера. Глупая смерть — он получил разряд током, когда проверял проводку в доме. Я узнала случайно. В восточном отделе германской разведки обо мне знали всего три человека. Теперь знают двое. Один никогда не выйдет на связь. Второй не станет этого делать. По условиям договора, я должна была выполнить только одно задание, после чего прекращала работу.

— Тебя бы обманули, — возразил Щепкин. — Потребовали бы еще помочь.

— Нет. Они знали, что мною манипулировать нельзя. Я сорвусь с крючка, даже если это будет грозить гибелью.

Она замолчала. Щепкин тоже молчал, лихорадочно оценивая услышанное и просчитывая варианты. Признание Холодовой выбило его из колеи, но он старался мыслить трезво. Как назло, выхода из ситуации не видел. Документы-то пропали! Как достать их и уйти от японцев?

— И что теперь, Диана? — как можно мягче сказал он. — Отдашь японцам оригиналы, получишь плату и исчезнешь? А?

Лицо Холодовой исказила гримаса злости. Она уколола Щепкина цепким взглядом, дернула головой.

— Документы я им не отдам. Может быть, подделку. Цель операции почти достигнута — после диверсии, проникновения в консульство и похищения вас отношения между странами и так будут напряженными. Да еще и кража из Генштаба. Моя работа почти закончена.

— А дальше? Что дальше?

Холодова не спешила отвечать, смотрела на свои руки, словно набираясь решимости. Потом вскинула голову и умоляющим, полным боли голосом заговорила:

— Васенька, давай уедем! Совсем! Далеко! Как можно дальше от этой пальбы, от разведок и шпионов. Чтобы больше не знать этого. Я не хочу… не могу…

— Устала?

— Устала, — не обратила она внимания на иронию в его голосе. — Я женщина, а не кукла. Я точно знаю, что женщине нельзя лезть в мужские игры. Здесь нет правил, здесь не целуют ручки, не дарят цветов… Женщина перестает быть собой и теряет привилегии.

— К ней относятся как к равной, — подсказал Щепкин. — Это же мечта феминисток и эмансипированных дурочек.

— Да! А я больше не могу. К черту документы, к черту японцев.

— Идзуми не даст тебе уйти. Тем более со мной.

— Идзуми сделает, как я скажу, — уверенно произнесла Холодова. — Его не зря выбрали для операции. Просчитали характер, поняли, что тщеславие и желание во что бы то ни стало выйти наверх заставят его идти до конца, чтобы получить желаемое. Он как осел, который идет за грушей.

— Ты ошибаешься, — вздохнул Щепкин. — Тщеславие и карьера не заставят его поступить вопреки правилам. Даже осел может сбросить ношу, а Идзуми далеко не осел.

— Васенька, шут с ним, с Идзуми. Подумай о нас с тобой… прошу тебя, милый!..

Было желание сыграть на ее чувствах, Диана явно держалась из последних сил. Но Щепкин играть не стал. Он теперь отвечал не только за себя и за Белкина, но и за Акину. Больше он ее одну не оставит. А Диана… она сама выбрала себе судьбу. Пусть думает, что еще ведет партию. Главное капитан узнал — документы у нее. Значит, пора действовать.

— Нет, Диана, — качнул он головой. — Я не могу. Я офицер русской армии, я давал присягу. И не могу предать Родину и друзей. Ты верно сказала, это мужские игры. И я в них играю.

Диана отшатнулась, как от удара. Полными слез глазами посмотрела на него.

— Васенька… что ты говоришь! Ты на краю гибели. Какая Родина, какие друзья? Что тебе присяга? Я предлагаю жизнь и счастье.