Алексей Фомичев - Сам без оружия

Тут Воеводин сделал паузу и внимательно посмотрел на Василия.

— Пока ты был без сознания, мы и не знали что думать. Может, просветишь?

Василий коротко пересказал последний разговор с Дианой. Воеводин слушал внимательно, не перебивал.

— Тогда все ясно. Все сходится. Германская провокация! Ах, как бы мы влипли, если бы им удалось!.. Чего молчишь?

— А что говорить? — пожал плечами Василий.

— В конце концов, она спасла тебя… Эх, женщины! То убивают, то спасают… что ж, будем искать дальше. Теперь хоть ясно где.

— Зря, — буркнул Василий.

— Это еще почему?

— Если не нашли сразу, то сейчас и подавно. Она давно не в России.

Воеводин пожал плечами.

— Дмитрий Викторович, не поможете?

— Что случилось?

— Мне бы на могилы… Георгия и Акины. Авто бы…

— А тебе можно выходить? — подозрительно спросил Воеводин.

— Денька через три. Я попрошу доктора. Надо мне…

Василий не пояснил, что именно надо, но Воеводин понял. Кивнул.

— Сделаем. Поправляйся!

…Через три недели Василия выписали. Последствия отравления прошли, организм восстановил силы. Только сыпь на животе еще не сошла, но доктор обещал, что пропадет через месяц. Дал мазь, микстуру и велел пить.

На голове образовались залысины. Иван Антонович успокаивал, мол, волосы вполне могут отрасти вновь. Но позже. Что-то внутри сбилось, вот и выпало немного.

Василий спорить не стал, но попросил цирюльника обрить голову почти наголо. Теперь привыкал к новому облику.

Белкин ходил без трости, но пока еще прихрамывал. Он усиленно разрабатывал ногу и даже начал бегать. Правда, хирург, узнав об этом, пообещал сломать обе, если не прекратит.

Воеводин взял им билеты в первый класс и лично посадил на поезд. Два солдата притащили корзины с морскими деликатесами, а подполковник вручил несколько бутылок коньяка и вина.

Когда поезд тронулся, Василий закрыл глаза и сидел так почти десять минут. Он вспоминал Акину и против своей воли Диану. Боль утраты и горечь предательства немного спали, но на душе еще было тяжко. И он надеялся, что это все пройдет к концу пути.

К Батюшину Щепкин прибыл ровно в девять часов. Полковник принял его сразу, встретил у дверей, усадил в кресло, предложил чай. Когда на столе зазвонил телефон, Батюшин коротко ответил, что занят, и попросил адъютанта ни с кем его не соединять.

Щепкин отметил некоторую нервозность полковника, чуть приглядевшись, понял, что тот явно не в себе. Причем сильно.

— Отдохнул? — задал вопрос Батюшин.

— Да. Вчера днем приехал и спал до утра.

— Это хорошо… — протянул полковник, глядя в сторону. — Хорошо. Где Белкин?

— Я отпустил его домой.

— Верно… Здоровье восстановил?

— Вполне. Готов к исполнению…

— Молодец, — полковник упорно не смотрел на Щепкина. — Мы тут подали представление о награждении вас за заслуги. Гхм!.. Но пока суд да дело, я выписал премии в размере годового оклада. Получишь в финчасти. И Белкину скажешь…

— Благодарю. — Щепкин не понимал, что с полковником. — Владимир Петрович, по документам…

— А что с ними? Получили и передали в Генштаб. Все в порядке.

— А расследование?

— Какое расследование? — полковник мельком посмотрел на Щепкина. — Азольцев застрелился, Холодова твоя… извини… Холодова исчезла. Выходы на германского резидента обрезаны… Пока что…

— А как же…

— Ты на улицу вчера выходил? — вдруг спросил Батюшин.

— Нет. С поезда сразу домой. А утром сюда… Что случилось?..

Батюшин наконец посмотрел прямо в глаза капитану.

— Ночью император отрекся от престола!

— Что? — Щепкину показалось, что он ослышался. — Как это так?

— Вот так! Ты газет не читал? Новостей не знаешь?

— Ну-у… проблемы на фронте… стачки…

— Стачки! Вооруженные мятежи! Волнения в Петрограде и Москве.

— Но…

— Император Николай Второй подписал отречение за себя и за сына!

— А кто же вместо него? — растерянно спросил Щепкин.

— Младший брат Михаил Александрович. Если примет трон…

В голове капитана все перемешалось. Отречение, волнения, стачки. Он не был в столице больше четырех месяцев, а как много произошло здесь!

— Так как же теперь?

Батюшин развел руками.

— Не знаю. Императора нет, империя на грани трагедии. Мне утром намекнули, что работа может остановиться. Или ее вовсе прекратят.

Нет, это решительно не укладывалось в голове. Что происходит в стране?

— Сам понимаешь, сейчас уже не до вашей операции, не до документов. Я даже не знаю, что будет завтра. — Батюшин вздохнул, грустно улыбнулся. — Как бы самому не покинуть кабинет.

— Но кто будет работать? Война идет, противник ведет активную разведку…

— Василий Сергеевич! Империя на грани развала! О чем вы говорите! — Батюшин повысил голос, потом опомнился, сбавил тон. — Давайте так. Я даю вам отпуск… на месяц, для лечения. Полностью оплачиваемый. Выпишу путевку хоть в Крым, хоть куда. И езжайте… или сидите дома. Белкина предупредите. Он тоже в отпуске. Как только ситуация прояснится, дам знать. Хорошо?

Полковник проводил Щепкина до двери, пожал руку и повторил:

— Вы в отпуске! Зайдите только в финчасть. Даст бог, все наладится.

В приемной адъютант Осмысловский пожелал Щепкину хорошего отдыха и как-то растерянно улыбнулся. Он тоже еще не отошел от шока.

Щепкин шел по улице, глядя вперед и ничего толком не видя. В голове царил кавардак.

Император отрекся! Как, зачем, почему? Трон не бутылка водки, не предложение руки и сердца — от него нельзя отказаться! Император ведь не сиднем сидит, он правит страной, он символ ее могущества и прочности! Он залог справедливости, надежда и опора!

Покинуть трон — значит предать Отечество и народ! Бросить их в трудный час, оставить с проблемами, горем и несчастьем наедине. Какие бы ни были причины, какая бы обстановка ни была в империи, нельзя уходить! Надо сцепить зубы и работать, разгребать завалы, судить и казнить, но не сдаваться! Сколько королей шло на смерть, но не подписывало отречения! Знали, что плохой король, царь, император лучше никакого!

А Николай Второй сдался! Отдал трон брату. Кто он после этого? Можно ли понять такого человека? Простить?

Выросший в Японии и привыкший к ее традициям, Василий просто не понимал, как можно обмануть миллионы подданных, фактически предать клятву и уйти!

Текущая вспять река, встающее на западе солнце… сдавшийся, спасовавший перед трудностями император. И это в России!

Он все шел и шел, толком не глядя по сторонам, не замечая людей. Тяжелые мысли ворочались в голове, и он никак не мог их выбросить.

А кто теперь он сам? Оставшийся без верховного правителя ронин — одинокий самурай? Кому служить? Михаилу Александровичу? А если тот не примет трон? Государственной думе? Временщику?