Иван Любенко - Тень Азраила

Калитка неожиданно отворилась, и в ней возник какой-то привратник в кола. Узнав драгомана, он учтиво склонил голову и повел гостей к дому.

Двор представлял собой цветник, разбитый среди фруктового сада. Клумбы астр, магнолий и роз чередовались с лимонными, померанцевыми и персиковыми деревьями, которые обступали двухэтажное строение с плоской крышей со всех сторон. Прямо перед входом, у бассейна, окруженного цветами, в тени обвитой виноградом беседки восседал человек лет пятидесяти пяти с седыми пышными бакенбардами и довольно значительной залысиной. Внешности он был типично славянской: круглое лицо, большой, изрезанный морщинами лоб, взгляд с едва заметной хитрецой, нос картошкой и моржовые посеребренные временем усы. Доктор был одет в простую белую сорочку с расстегнутым воротом и легкие серые брюки. Спиной к нему с задранной кверху рубахой сидел какой-то перс. Врач прослушивал пациента медицинской трубкой. Завидев Байкова с незнакомым человеком, он кивнул и указал рукой на соседние стулья. Привратник тотчас же вернулся обратно.

Клим Пантелеевич поймал себя на мысли, что думает о больнице. О том времени, когда он почти целый год восстанавливался после тяжелого ранения. «А с чего это я принялся копаться в неприятном прошлом?» – мысленно спросил он себя. И тут же понял, в чем дело – вокруг стояли открытые пузырьки с лекарствами.

В голове писателя тут же родилось предложение: «Ароматы южного лета смешивались с запахом йодовой настойки и нашатыря… Что ж, неплохая фраза для какого-нибудь романа. Надо бы записать ее, когда вернусь, не забыть».

А доктор тем временем объяснил больному что-то по-персидски, затем отсчитал некоторое количество пилюль и выдал склянку с микстурой. Мужчина забрал бутылочку и, благодарно поклонившись, ушел. На столе осталась трехтуманная ассигнация, которая тотчас же исчезла в кармане брюк эскулапа.

Коллега Гиппократа повернулся к гостям и, рассеянно уставившись на Ардашева, спросил:

– А мы с вами раньше нигде не встречались?

– Признаться, не помню, – ответил статский советник.

– Странно, – задумался доктор. У меня очень хорошая память на лица. И я вполне уверен, что я вас видел. Только давно. Может быть, лет семь-восемь назад или даже десять. – Он пожевал губами. – Да-а, а впрочем, нет… я, вероятно, ошибаюсь. А вас как изволите величать?

– Ардашев Клим Пантелеевич.

– Нет, – он опустил вниз глаза, – эту фамилию я точно слышу впервые. Однако будем знакомы – Любомудров Павел Степанович. Я, как вы понимаете, служу врачом.

– Собственно, поэтому мы к вам и пожаловали. Дело в том, что я по заданию министерства провожу расследование убийства коллежского советника Раппа. А вы, насколько мне известно, успели осмотреть труп еще до того, как его унесли, верно?

– Ну да… Страшное было зрелище. Вот, например, Митрофан Тимофеевич, – врач кивнул в сторону Байкова, – от страха даже входить отказался.

– Дверь была заперта. Но мне, господа, хватило того, что я увидел в окно, – нервно теребя усы, проронил драгоман.

– Это уж точно! Такого и в кошмарном сне не пригрезится: кровь растеклась повсюду. Шутка ли?! Горло перерезать! И зачем? – доктор пожал плечами – ведь убил уже, ограбил…

Ардашев удивленно приподнял голову.

– Позвольте, вы хотите сказать, что злоумышленник действовал в одиночку?

– Разумеется! Душегубец-то, как мне представляется, сначала трижды пырнул ножом, а уж потом горло резать стал. Вот я и спрашиваю: зачем? Зачем ему это понадобилось делать, если любая из трех нанесенных ран и так была бы смертельной?

– Стало быть, было всего четыре поранения?

– Ну да. Первый удар, по всем вероятиям, пришелся в сердце (так бьют мясники), а потом в живот и в печень…

– Хорошо. Допустим. А почему вы уверены, что преступник был один? Почему не двое? Не трое?

– Помилуйте, батенька, а следы? Кровяные следы от обуви были только одни. Других-то и не было! Я говорил об этом местному следователю, но он лишь рукой махнул.

Любомудров вновь воззрился на Клима Пантелеевича и, наморщив лоб, спросил:

– Прошу прощения за назойливость, а в Константинополе вам раньше не доводилось бывать? – И тут же, не дожидаясь ответа, сам выговорил: – Нет, простите, я обознался, тот был, вероятно, грек, хотя и внешности европейской…

– Какой грек? О чем вы? – не удержался Байков.

– Лет десять назад, когда я служил в Константинополе, меня пригласили на греческое торговое судно – оказать помощь одному из членов команды, который страдал лихорадкой. Только жар был вызван не малярией, а сквозным ранением обеих ног. Бедняга бредил, открывал время от времени глаза, улыбался и что-то бормотал. Язык я не разобрал. Это была какая-то смесь из английского, турецкого и французского. Вот только по-гречески он не сказал ни слова. Я промыл и перевязал ему раны. Вроде бы ничего особенного, если бы не одно «но»… Помочь ему меня попросил не кто-нибудь, а первый секретарь посольства. Он же со мной и поехал. Да и добирались мы какими-то закоулками. А перед этим дважды пересаживались с одного извозчика на другого. Словом, петляли. Согласитесь, это выглядело странно. Естественно, денег мне тогда так никто и не заплатил, – проронил он с некоторой обидой в голосе.

– Да уж, – качнул головой переводчик. – Видно, не простой был морячок, если сам первый секретарь посольства к нему пожаловал. Только к чему вы это?

– А дело в том, что тот раненый матрос очень уж был похож на вас. – Любомудров, не отрывая взгляда, смотрел на Клима Пантелеевича.

– Что ж, – улыбнулся Ардашев, – очень даже может быть. Это не удивительно. Говорят, у каждого человека на земле есть двойник, почти что близнец. А матросом на греческое судно я никогда не нанимался.

– Простите, – подскочил доктор, – помилуйте, не велите казнить старого дуралея! У меня и в мыслях не было вас обидеть. – Он всплеснул руками. – Да что ж это я разболтался? У меня гости, а я без угощений? Минутку, господа, сейчас я прислугу кликну. – Врач уже поднялся, но статский советник остановил его:

– Не стоит, Павел Степанович, мы уже уходим. Торопимся. Дела. И вы ничем меня не обидели. Просто обознались, и все. С кем не бывает? Однако у меня к вам есть одна просьбица: вы не подскажете, где можно купить или хотя бы взять на время магнит?

– Магнит? А на что он вам? А впрочем, – он махнул рукой, – какая мне разница!.. Я отдам его вам насовсем, то есть подарю. Мне он теперь ни к чему. Супружница моя вычитала когда-то в «Сельском хозяине», что если поливать цветы водой из ведра, в котором хотя бы час полежал магнит, то растение развивается чуть ли не в два раза быстрее. Ну и лили мы в прошлом году на одну клумбу обычную воду, а на другую – магнитную. И что же вы думаете? Никакой разницы. Вот с тех пор он и валяется у нас без дела.