Далия Трускиновская - Ученица Калиостро

Маликульмульк ждал удобной минуты, чтобы потихоньку спросить его про тело в анатомическом театре, но этот замысел вылетел у него из головы, когда химик, несколько смутившись, по-французски задал княгине вопрос:

— Вы, ваше сиятельство, были ли в столице, когда там творил чудеса граф Калиостро?

Редкий философ, рожденный в просвещенном веке, не проявлял интереса к масонам. Маликульмульк как раз таким редким философом и был — его мало беспокоило всеобъемлющее переустройство мира на манер Златого века, связанное с какими-то странными церемониями, он все больше с пороками человеческими сражался. Златой век даже казался ему подозрительным, ибо какое же развитие жизни, когда всего в избытке и все обитатели — ангелы? Да и не звал его никто в тайные масонские союзы. Как говорится, рылом не вышел.

В масонской ложе, какую ни возьми, знатные кавалеры. А Маликульмульк, если снять с него звездную епанчу, — из простых, и всем ведомо, когда его батюшка получил дворянство. К тому же писания его Златому веку, может, и пригодятся, но сам он, с его умением наживать врагов, — вряд ли. Вспомнить хотя бы всесильного (в свое время!) канцлера Безбородко. Какой дурак поверит, будто Безбородко не знал, чье острое перо начертало жалобу, которую хорошенькая актерка Лиза Уранова подала государыне, а в жалобе — все в подробностях о домогательствах канцлера?

К тому же масоны учили, что их адепты могут вызывать духов и оживлять покойников. А Маликульмульк и сам проделывать такие штуки горазд. Кто читал «Почту духов» — тот знает. И натуральный покойник, зловонный выходец из гроба, с лицом, изъеденным червяками, ему не нужен.

И еще — он умеет отдавать должное противнику, тем более противнице. По крайней мере теперь…

Комедии, написанные государыней Екатериной, в восторг его не приводили, но вот то, как она расправилась с «гишпанским полковником графом Калиостро» в своих комедиях «Обманщик» и «Обольщенный», ему в конце концов понравилось. Шарлатан Калифалкжерстон получился именно такой, какой требуется, чтобы публика со смеху животики надорвала.

Сам Иван Андреевич во время великолепных похождений мага и чудодея в столице был еще слишком юн — ему исполнилось одиннадцать лет. Но вот когда комедию «Обманщик» представляли в Эрмитажном театре, ему было уже восемнадцать. Сам он туда не был зван, но пиесу читал. Она была обречена на успех — к некоторой зависти юного сочинителя, полагавшего, будто залог триумфа — лишь императорский титул автора, и с трудом признавшего за комедией достоинства.

Зато «Обманщика» видела Варвара Васильевна, да и не только на сцене — она самого графа Калиостро знавала. Тогда она только-только стала княгиней Голицыной и много слыхала о всех похождениях графа от Светлейшего, своего дядюшки. А тот от скуки привечал мага и чудодея. Другой вопрос — что из этого получилось…

— Графа я помню, — сказала, улыбнувшись, княгиня. — Много начудесил.

— Точно ли он был хорошим врачом? Или просто умел всех ввести в заблуждение? — спросил Гриндель.

— Лечить умел, это верно. Тогда у нас в итальянской опере был певец Локателли, и стал он терять голос. Сперва смешно, когда вдруг то захрипит, то петуха пустит, потом стал совсем жалок. Граф его исцелил. Потом у князя Гагарина умиравшего сына исцелил, от тысячи золотых империалов в награду отказался. Тут, правда, ходил слух, будто младенца подменили. А тогда лейб-медиком при государыне был англичанин Роджерсон. И он стал против графа интриговать. Тогда граф вызвал его на дуэль, но так вызвал, что весь двор насмешил. Говорит — пусть каждый приготовит самый опасный яд в виде пилюли и, когда сойдемся на поле, даст противнику, и чтобы обе пилюли были проглочены при секундантах. А потом каждый воспользуется от этого яда своим собственным, заранее изготовленным противоядием. У кого противоядие лучше — тот и победил. Дамы об заклад бились, а Роджерсон возьми да и откажись! Но потом государыне донесли, будто граф похвалялся, приехав в столицу, тут же попасть к ней в фавор. А ведь он даже не был хорош собой.

— А не проводил ли он опыты по части животного магнетизма? — полюбопытствовал тогда Гриндель.

— Магнетические опыты с «голубками» были, да только я сама не видала. Он проводил такие магические действия над детьми, которые потом ничего не могли вспомнить, над какими-то девицами.

— «Голубки»? Именно это слово?

— Так он называл… дай Бог памяти… Иван Андреевич, не дай опростоволоситься — их же «медиумами» называют?

— Точно так, ваше сиятельство, — подтвердил Косолапый Жанно и отправил себе в рот большой кусок рассыпчатого печенья с корицей. Вся грудь редингота была уже в мелких крошках.

— Да, и еще злого духа из одержимого изгнал! — вспомнила княгиня, но Давид Иероним уже, кажется, не слышал, а приоткрыв рот, что-то обдумывал.

— Калиостро, сказывали, помер, — оживил беседу Маликульмульк. — Но до сих пор непонятно, как он умудрялся чуть ли не на глазах у публики выращивать из маленьких бриллиантов большие. Если это ловкость рук — то удивительная. Не менее удивительно, откуда он эти дорогостоящие камни брал. И хотел бы я знать, куда подевались все те, кого он посвятил в египетское масонство. Но отчего вам, милый Давид Иероним, вдруг пришел на ум итальянский шарлатан?

— Я хочу понять, что делается в доме, где меня всегда хорошо принимали, — ответил химик. — Там появилась женщина, которая называет себя ученицей Калиостро. Она обещает провести какие-то странные опыты. И я обеспокоен — не втерлась ли к моим друзьям в доверие мошенница. Видите ли, друзья мои из Курляндии и госпожа фон Витте знавала графа Калиостро, когда он двадцать лет назад по дороге в Санкт-Петербург надолго остановился в Митаве. Тогда госпожа фон Витте была приятельницей госпожи фон дер Рекке, большой поклонницы и покровительницы этого господина. Там составился целый кружок дам, масонов и местных алхимиков под его предводительством. И она видела, как мальчик из семейства Медем, над которым Калиостро проделал какие-то пассы, обрел способность к ясновидению. Еще там была какая-то загадочная история с поисками клада. Но ничего не вышло, а маг уехал в столицу, имея при себе рекомендательные письма от всего курляндского дворянства.

— Занятно, — сказала княгиня. — Я придерживаюсь мнения покойной государыни: Калиостро — мошенник, каких мало. Значит, и дама мошенница.

— Но она умеет говорить о своем учителе и объясняет все его действия так, что люди верят. Поэтому я хотел бы знать правду и разоблачить эту самозванную графиню! — воскликнул Давид Иероним. — Я верю в Бога и служу науке — между Богом и наукой нет места заклинателям духов и шарлатанам!