Иван Любенко - Супостат

Я вполне допускаю, что тело моего гостя способно приобретать любые формы. Неизменной остается только его душа, вернее, некая субстанция, которую мы, земляне, привыкли именовать этим словом. Его внешний вид зависит от того, в какой компании он находится в данный момент. На этот раз, как и во время прошлого визита, он облачился во вполне обычную одежду, хотя и немного старомодную: черный фрак с фалдами, темно-синяя шелковая сорочка со стоячим воротником, муаровый галстук цвета ночи и лаковые полусапожки с пряжками. Примерно так ходили статские еще во времена Александра II, лет шестьдесят назад. Но разве для бессмертного и вечно живого существа пятьдесят лет срок? Нет, конечно. Так, минута, не больше… Ах да — чуть не забыл! — его руки, как всегда, были упрятаны в темные матерчатые перчатки, и он держал обычную деревянную трость с перевернутым крестом на ручке, без всяких черепов или гусиных голов-набалдашников. Вот, пожалуй, и все.

Я протер глаза и уселся на кровать, пытаясь прикрыть кальсоны одеялом. Сквозь незадернутые шторы в комнату лился синий лунный свет, и не было никакой надобности зажигать лампу. К тому же я помнил, что этого он не любит.

— Это вы?

— Ага, — буднично ответил он и горько усмехнулся. — А вы, я вижу, совсем мне не рады. Я всегда говорил, что люди — существа неблагодарные. А впрочем, это не основной их недостаток. Главным человеческим чувством является зависть. Она присутствует везде: старые завидуют молодым, женатые — холостым, бедные — богатым, хронические неудачники — успешным… Этот ряд можно продолжить до бесконечности, но есть ли в этом смысл?

Искуситель снял цилиндр и положил его на тумбочку. Затем пододвинул стул, умостился поудобнее и спросил:

— А знаете ли вы, милейший, что станет с этой страной всего через два года и двадцать пять дней?

— Россия разобьет Германию, — несмело предположил я.

— А вот и ошибаетесь, любезный. Через указанное время разразится великое веселье! Люди перестанут придерживаться отживших свой век правил и станут, наконец, свободными. Здание Окружного суда подожгут в первую очередь. И вскоре каждый сможет убить каждого. Нужно будет только этого захотеть. И все. Вот вы, например, — он уставился на меня своим жутким немигающим взглядом, — как долго испытывали желание проткнуть свою супружницу ножичком, а? Ходили позади нее и думали: «Вот бы ударить ее сзади! Вот бы всадить лезвие в спину по самую рукоять!» А? Было дело? Признайтесь!

— Дд-а, — промямлил я.

— То-то же! Я помню, как вы еще представляли, как повернется она к вам, посмотрит удивленно и спросит с глупым видом: «Зачем, милый? Зачем ты сделал это?» А вот тут, — он поднял вверх указательный палец, затянутый в черную перчатку, — мешкать нельзя, надобно резко выдернуть лезвие из нежной женской плоти и вонзить еще пару раз и провернуть внутри, чтобы наверняка! Чтобы заснула голубушка вечным сном! Согласны?

Я смиренно опустил глаза.

— Но вас, насколько я помню, больше всего беспокоило ближайшее будущее: как в один миг, после всего лишь нескольких взмахов кухонного ножа, изменится ваша жизнь? И как общество осудит вас? Вы полагали, — и в этом была немалая доля истины, — что от вас отвернутся сослуживцы, соседи и друзья. Думали, что некоторое время об убийстве будут писать все газеты и вы обретете известность. Правда, ненадолго, потому что после суда все забудется. И вы — уважаемый в городе человек — пойдете по этапу. Воры, насильники, умопомешанные душегубы будут вашими постоянными спутниками. Но и среди них вам не найдется достойного места, потому что вы слабы и изнеженны. А значит, вы станете тюремным изгоем. Над вами начнут издеваться, вас станут унижать, вы будете просить смерти, но она не придет. А? Ведь признайтесь, вы так об этом и думали? И от этих мыслей вас бросало в дрожь! «Вот так — всего один-единственный удар, и вся жизнь покатится под откос и безвозвратно сорвется в бездну!» У вас дрожали колени, лоб покрывался испариной, и сводило скулы от соблазна увидеть, как медленно будет оседать на пол эта ваша рыбка, зайка, солнышко, да? Помните, как вы мечтали об этом?

Я лишь повел головой и тяжело вздохнул.

— Однако от этого смелого поступка вас удерживал страх. Вы боялись возмездия и не знали, как скрыть следы, куда спрятать труп и, вообще, что говорить судебному следователю, когда он вас вызовет на первый допрос и, потягивая папиросу, будет сверлить лукавым взглядом. Разве нет?

— Угу, — признал я.

— И если бы не я — ваша мечта так никогда бы и не осуществилась. Не научи я вас всем этим премудростям, смогли бы вы отважиться на смелый и решительный поступок, а?

— Нет, наверное…

— То-то же! Однако вы, сударь, не один такой! Сотни тысяч грезят о том, чтобы безнаказанно отнимать жизнь у других, наслаждаться их муками, смотреть, как они корчатся от боли, а самим жить-жить-и-жить на глазах у ползающих в кровавой грязи и молящих о пощаде жалких червяков! И эти мечты давно поселились в их душах. Мне лишь осталось научить их, как объяснить потомкам, что все жертвы были оправданы некой «революционной борьбой», «исторической необходимостью» или «классовым принуждением». Знаете, сколько у меня уже заготовлено таких словечек и лозунгов! И, поверьте, все у нас получится! Да-да!.. Они — мои единомышленники и последователи — станут не только убивать, но, так же как и вы, отрекутся от нашего заклятого врага, от того, которому молятся в этих каменных замках, именуемых церквами. И поверьте, пройдет несколько лет, и от бесполезных строений с позолоченными куполами не останется и следа. А те, что уцелеют, превратятся в коровники и амбары. — Он замолчал на миг, рассмеялся и продолжил: — Представляете, на месте одного из самых почитаемых святилищ устроят бассейн с подогретой водой! — Князь демонов поморщился и добавил: — Правда, по ночам, время от времени, над его поверхностью будет возникать образ снесенного Храма. Но тут уж ничего не поделаешь — происки Ангелов! Зато попов — этих толстобрюхих фанатиков — совсем скоро будут раздевать догола, вымазывать дегтем, обсыпать перьями и водить по улицам как конокрадов! Изнасилование благовоспитанных поповских дочек будет считаться особым шиком. Священники станут каторжниками, а каторжники — судиями! Прелюбодейство будет обыденным явлением! И любой солдат или матрос сможет развлечься с молоденькой графиней, баронессой или княжной — когда захочет! И представьте себе — совсем бесплатно! Для этого — вот потеха! — даже будут выдаваться «мандаты на социализацию девушек в возрасте от 16 до 25 лет, но не более 10 девиц на одного красноармейца».