Ричард Зимлер - Последний каббалист Лиссабона

— Скорее соперничество. Два умных, мощных каббалиста. Даже ангелы могут соревноваться между собой.

— Теперь Диего, — продолжал Фарид.

— Диего еще не до конца прошел посвящение в тайную группу, — ответил я. — Не уверен, знал ли он уже о генице .

— Ты можешь узнать об этом у других молотильщиков.

Я достал записку, выпавшую из тюрбана Диего, показал ее Фариду и объяснил, как она попала мне в руки.

— Что ты думаешь об этом? — спросил я.

— Madre — это, разумеется, мать, особенно когда речь идет о Святой Деве. Я бы сказал, это наполовину еврейский, наполовину христианский талисман — молитва Деве о том, чтобы с Исааком произошло что-то хорошее двадцать девятого числа. — Он вернул мне записку. — Странные вещи вы, анусим, творите в последнее время. Вы как сфинксы с еврейским сердцем и христианской головой.

— Тут еще кое-что, Фарид. Ведь Диего недавно был ранен. После того, как за ним гнались и избили камнями, достало бы у него сил перерезать два горла?

— Если чувствовал, что должен сделать это: Диего — один из уцелевших, ему удалось вырваться из Кастилии, хотя инквизиторы жаждали его крови. А его рана была бы идеальным оправданием, начни кто-нибудь подозревать его.

— Но он живет в нескольких кварталах отсюда. Стал бы он рисковать, пробираясь через толпы беснующихся старых христиан? Сомневаюсь.

— Но если бы он объединил усилия с Эурику Дамашем…

— Или рабби Лосой, — заметил я. — Тот всегда ненавидел дядю. И он, к тому же, имеет доступ к ритуальному облачению, и к четкам, разумеется, тоже.

Фарид сделал глубокий вдох.

— И, наконец, остался Дом Мигель Рибейру, — сказал он.

— Думаю, он обращался к Дому Мигелю за средствами для покупки какого-то очень ценного манускрипта. Возможно, книга, ставшая причиной ссоры в группе. В этот раз желание дяди уберечь все до последней страницы на иврите от уничтожения привело его к смерти.

— Муж девушки, — продолжал Фарид. — Как насчет него? — Он схватил меня за руку, прерывая возражения. — Я понимаю: то, что они с дядей были любовниками, почти невозможно, — показал он. — Но не каждому дана твоя непоколебимая вера. Возможно, ее мужа убедили, что она наставляет ему ветвистые рога. Может быть, она приходила к твоему дяде за какой-то помощью, например, по вопросам религии. И ее муж следил за ней, полагая, что тот, с кем она собирается встретиться — ее тайный любовник. Увидев, что она исчезла в подвале, он ворвался внутрь и набросился на дядю. А одежду жены забрал с собой, чтобы по ней его не смогли выследить.

— Одержимый ревностью супруг, подозрительный, вероломный, подверженный вспышкам ярости.

— В Лиссабоне таких под самую крышу. Скольких мужчин, постигнувших пути любви, мы с тобой знаем?

— Но он должен был догадываться, что лицо его жены — тоже улика. А то, что он забрал одежду — просто абсурдный жест.

— Если только они не обладали какой-то ценностью, — возразил Фарид. — Драгоценности или закладная расписка. Б е ри, есть еще один вариант.

Фарид нервно облизал губы.

— Кто?

— Мы, словно пчеловоды у улья со злыми пчелами, избегаем говорить об Эсфирь. — Он отмахнулся от моих возражений. — Никто из тех, кого мы знаем, не подвержен ярости так, как она, так или не так? — спросил он.

Я кивнул.

— Ее молчание очень настораживает. Возможно, обнаружив девушку в подвале с твоим дядей…

— Это нелепо! — оборвал его я. — Ты что, думаешь, она могла задушить их в приступе ревности четками, которые совершенно случайно нашла во дворе?! Потом перерезала им глотки, украла нашу ляпис-лазурь и золото и выбежала на улицу, чтобы ее там же и изнасиловали? Фарид, это карточный домик, построенный на кривом столе! Нет, в ее молчании нет ничего странного. Я прекрасно понимаю ее. Его исток — недоверие, а не чувство вины.

— Карточный домик, построенный на кривом столе во время песчаной бури , — ответил Фарид, придав своим движениям извиняющийся тон. — Но я должен был высказать эту мысль, чтобы потом отбросить ее. А теперь скажи мне вот что, Б е ри… Зачем кому-то из молотильщиков было сговариваться с Эурику Дамашем или с кем-то еще за пределами группы?

Шантаж? Это слово пронзило сознание с такой силой, что я вскочил на ноги.

— В чем дело? — спросил Фарид. — Ты что-то слышал? Кто идет?!

— Нет, я ничего не слышал.

Я показал ему, чтобы он дал мне минуту подумать. Мог ли Эурику Дамаш шантажировать кого-то из молотильщиков и заставить его помочь ему убить дядю и ограбить шкаф и геницу ? Возможно, он вообразил, что подвал заставлен бочонками с золотом, шкатулками, полными рубинов. Может быть, он и привел сюда девушку и убил ее, чтобы заставить всех думать, будто они с дядей были любовниками, — и убедить нас в том, что это ее муж совершил преступление?

Еще одна страшная мысль пришла мне в голову: возможно, убийца излил на дядю собственное семя! Это было неописуемо мерзко. Но даже если мы не располагали больше никакими знаниями о прошедших двух днях, мы выяснили, что это злодеяние было лишь отблеском настоящего.

— Шантаж, — показал я Фариду. — Мы все носим маски в это проклятое время, и наверняка у каждого есть одна-другая тайна, за которую можно поплатиться!

Он встал и положил руку мне на плечо.

— Но и это ставит нас в затруднительное положение. Потому что, если у каждого из нас есть тайны, разве не каждого можно вынудить на что угодно? Что прикажешь делать, если на каждом — тень подозрения?

В ту секунду самое ужасное из возможных озарение заставило мои внутренности сжаться в ком. На лбу проступил пот. Мне стало дурно, я застонал в голос. Я был настолько взволнован, что заговорил с Фаридом, пользуясь не только языком жестов:

— Отец Карлос был с Иудой! Может, малыш стал свидетелем убийства? Карлос не смог заставить себя убить ребенка. И он его забрал!

Фарид прочитал по губам, прикрыл глаза, словно пытаясь отгородиться от такой вероятности.

— Я об этом не подумал, — беспомощно просигналил он.

Его ладони сложились вместе в молитве. Я взял его за плечо, показал:

— Когда ты видел Карлоса, он был в крови?!

— Они были далеко. Я не думаю, но не могу сказать наверное.

Гробовое молчание легло между нами. Нам оставались Эурику Дамаш, рабби Лоса и Дом Мигель Рибейру. Один или несколько из них объединили свои усилия с молотильщиками.

— Нам надо поговорить со всеми, — сказал Фарид.

Я кивнул, и принялся укладывать в сознании все, что нам удалось выяснить, в цельную последовательность:

«Дядя был дома, совсем один, к нему пришла девушка, его давняя знакомая, помощница пекаря, может быть, дочь кого-то из старых друзей. У нее были крупные неприятности. Муж недавно избил ее. Что ей было делать? Наставник усадил ее на кухне за стол, налил кубок вина, разбавленного водой, угостил мацой. Они говорили о ее беде, пока их не отвлекли крики на улице. Мгновенно поняв, что происходит, дядя велел ей сидеть тихо, по-кошачьи пробрался во двор, потом в лавку в поисках членов семьи.