Александр Прилепский - Последнее дело «ВАЛЕТОВ»

— А вот их атамана Павла Карловича Шпейера поймать так и не смогли, — рассказывал Малинин. — Исчез без следа.

Алексей о многом услышал впервые. Он поинтересовался у Сергея:

— А ты откуда обо всём знаешь?

— Во-первых, Лёша, я читал судебный отчет, а во-вторых, рассказывал Плевако, который, будет тебе известно, защищал на том процессе нескольких обвиняемых.

— Извини, отвлёк я тебя. Ты о Шпейере говорил.

— Шпейер, Лёша, это талант. Он сумел собрать и объединить вокруг себя таких разных людей. Между прочим, был у него и свой человек в полиции — квартальный надзиратель Швиндт. На мелочи, в отличие от некоторых своих компаньонов, никогда не разменивался. Если уж он хотел, кого облапошить, то подыскивал фигуру посолиднее — с десятками тысяч рублей, как купчик Еремеев или наилучшей конюшней, вроде барышника Попова. Кстати, Шпейер очень любил менять личину — поэтому, всегда, брил усы и бороду. Представлялся то немецким профессором, то чиновником из Петербурга…

— Подожди, подожди… Так ты хочешь сказать, что…

— Да. Очень похоже, что твой "Щебнев" и Шпейер это один и тот же человек.

Подумав минуту-другую, Алексей согласился:

— Похоже, всё сходится. То он купец, то судейский, то гусар. Агентом Департамента полиции представился. А в хороводе у них кого только нет — сцепщики, бирочники…

— А главное, Лёша, жоржи. Такую шпану как Игнат Евсеев так величать не станут. Да и Гехта с Михаем тоже. Жорж это мошенник высокого класса.

К столу подошёл извозчик Семён Гирин. Радостно улыбаясь, он сообщил:

— А я, кажись, их нашёл.

— Их? — спросил Лавровский. — Это кого же?

— Обоих!

На Лубянке Гирина встретили доброжелательно. И дело не в протекции городового, строго-настрого приказавшего новичка не обижать. Среди извозчиков оказалось несколько страстных любителей бегов. Они частенько встречали Семёна возле ипподрома, видели, как запросто говорит он с билетёрами, другими служителями бегового общества и, даже, с некоторыми наездниками. Почему бы и не взять такого нужного человека в свою компанию?

— Место у нас бойкое, нечета твоему Брестскому вокзалу, — просвещал Гирина Василий Калугин, цыганистого вида верзила с длинными, почти до колен, руками. Все лубянские извозчики признавали его за своего старшего. — Седоки здесь всё больше люди солидные. Да ты сам посуди. У "Арсентьича" кто собирается? Купечество.

"Арсентьичем" москвичи называли трактир Михаила Арсентьевича Арсеньтева в Большом Черкасском переулке. Заведение это, действительно, пользовалось большой любовью у купцов. Очень уж хороши были здесь горячая ветчина и белуга с хреном и красным хлебным уксусом. Эту немудрёную закуску многие предпочитали любым заморским разносолам, всяким омарам с устрицами. Под неё и рюмку хорошей водки велись деловые разговоры и заключались миллионные сделки о купле-продаже хлопка, сахара, пшеницы. Обмывать их ехали к "Яру". Извозчики, на долю которых выпадали такие поездки, в накладе не оставались.

— Или взять Мясницкие нумера, — продолжал наставлять новичка Калугин. — Проживают там купцы приезжие, которые свой товар в столицу привезли, перекупщики богатые. Эти, для нашего брата извозчика, то же седоки выгодные. Цельный день по городу носятся, как угорелые. По магазинам, да амбарам, а иной услышит, что в Подольске или Серпухове цены лучше, так и туда его везёшь.

— А мне иногородние аршинники не нравятся, — возразил Семён. — Жадные больно, за копейку удавятся.

— Не все, мил человек, не все. Вон Коська Жданов, — Калугин ткнул пальцем в сторону неказистого мужичонки лет пятидесяти. — Недели две подряд возил он купчину из самарских. Рад радёшенек остался. Мне, говорит, Иван Васильевич, каждый день красненькую давал.

Сердце Гирина радостно ёкнуло. Похоже, он нашёл именно того, кого искал — извозчика, возившего постояльца Мясницких меблированных комнат, значившегося по документам Иваном Васильевичем Щебневым. Сообразив, что нащупал у Калугина слабинку — склонность перемывать косточки седокам — Семён решил попытать удачу ещё раз.

— А по мне, лучше всего везти гусара какого-нибудь или улана. Они денег не считают, — мечтательно улыбаясь, сказал он. — Да и судейские господа щедрые.

— Насчёт судейских не скажу — не возил. А гусары… Ну, их к лешему. С ними только свяжись, никаких денег не захочешь.

— Да, что так?

— Брат мой меньшой, Санька, вёз одного такого дён десять назад. Приехали, значить, пожалуйте, как договаривались, три рубля. А тот достал револьверт огромадный и говорит: "Опасаюсь, найдёт тебя муж моей полюбовницы и выпытает, где ты меня высадил. Придётся застрелить".

— И застрелил?

— Не. Постращал только: "Скажешь кому хоть слово — сразу панихиду заказывай".

— В полицию надо было…

— В полицию, — хмыкнул Калугин. — Молод ты ещё Сеня, жизни не знаешь… Санька опосля три дня животом маялся, а как поправился сразу уехал в деревню. Провались, говорит, ваша Москва пропадом.

— Сумской, поди, гусар?

Офицеры Сумского гусарского полка, квартировавшего в Хамовнических казармах, издавна славились своими безобразиями.

— Не. Вроде ахтырский — доломан у него коричневый был.

По собственному опыту Семён знал, если повезло угадать лошадь в первом заезде, то, скорее всего, угадаешь и во втором, и в третьем. Подтвердилось его наблюдение и сейчас.

Словоохотливый Василий Калугин, сев на любимого конька — обсуждение и осуждение седоков — ни как не мог угомониться:

— Самые жадные, мил человек, это немцы. Отвозил я одного такого в воскресенье на галафтевские дачи в Люблино. Сговорились за полтора рубля. Приехали значить. Добавить бы, ваш-сиясь, прошу, назад-то пустой поеду. А он мне: "Уговор дороже денег. Зато совет бесплатный дам — езжай на железнодорожную станцию, может, кто из дачников на вечерний поезд опоздал".

Уговор дороже денег… Это была любимая присказка Карлушки Гехта. Имелась у него и привычка раздавать бесплатные, ничего не стоящие советы…

— А с Коськой потолковать не успел. Он первым в ряду был — уехал с какой-то барынькой, — сокрушался Гирин. — Ладно, сейчас вернусь на Лубянку, всё из него вытяну.

— Нет, — решительно остановил его Малинин. — Познакомься с ним, приглядись, что за человек. А о "Щебневе" пока молчок.

— Правильно, — поддержал друга Лавровский. — Не исключено, Коська в этом деле человек не случайный. Свой извозчик в любом хорошем хороводе имеется. Полезешь с расспросами — вспугнёшь раньше времени. Ты, лучше, попробуй у Калугина разузнать, на какую дачу он Гехта отвёз. Скажи, что подрядили тебя завтра в Люблино ехать, а ты тех мест совсем не знаешь.

— Не беспокойтесь, Алексей Васильевич. Сделаю всё как велели, — заверил извозчик. — Только мне бы контрамарочек парочку, а то я Калугину пообещал.