Николай Свечин - Туркестан

Но пора было заняться делом. Выскользнув через другую калитку, капитан с отставным надворным советником отправились на железнодорожный телеграф. Алексей отбил в Москву экспресс, зашифрованный их с Горсткиным кодом. В нем он просил выслать сорок тысяч рублей взаймы, срочно, на имя доверенного Товарищества Викула Морозов с сыновьями. Доверенного звать Роберт Робертович Розалион-Смушальский. Он только что приехал в Ташкент и ожидает присылки денег. Телеграмму банку с приказом выдать средства нужно послать в почтово-телеграфную контору № 2. Банк лучше всего Карали и К°. Если с ним нет отношений, то приказ направить в отделение Волжско-Камского банка.

Запустив эту махинацию, Алексей вернулся в переулок Двенадцать Тополей. А Иван Осипович с Титусом отправились в Общественное собрание. Там они прошли в дальний коридор, где помещалась комната любительского Театрального общества. Полицмейстер встал на стрему (!), а лифляндец отмычкой ловко открыл замок и проник внутрь. Через пять минут он вышел, аккуратно запер за собой дверь и, подмигнув блюстителю порядка, коротко сообщил:

– Якши!

После чего сел со своими вещичками в тарантас и укатил прочь из города. Его путь лежал в Иски-Ташкент, в сорока верстах от столицы края. Там обыватель Титус исчезнет, а утром следующего дня в Ташкенте появится торговый человек Розалион-Смушальский…

Вечером Иван Осипович навестил Лыкова. Было заметно, что он относится к вдове своего погибшего товарища очень внимательно. Но от лишних сведений капитан Ольгу Феоктистовну оберегал. Чай сыщики пили вдвоем. Лыков рассуждал вслух.

– У нас нет никаких нитей, увязывающих убийства русских в одну цепь событий. Так?

– Вроде так, – кивнул Скобеев. – Но два из трех связаны!

– Вы имеете в виду смерть Тринитатского и Тупасова?

– Да. Письма-то писаны одной рукой. И есть еще одна улика!

– В тех записках, что мы нашли у извозчика? Их перевели?

– Да. Там совершенные пустяки. Передают ишану какие-то подарки, шлют поклоны… Но одна фраза любопытна. Вот, я ее выписал дословно.

Полицмейстер нацепил очки, вынул из кармана клок бумаги и зачитал:

– «Следите, чтобы тело неверного было найдено на землях исключительно общества Анги-ата».

Лыков насторожился:

– И что?

– Тело штабс-ротмистра Тринитатского было найдено в Ташкентском уезде, в Каркас-Тугайской волости Пекентского участка. На землях общества Анги-ата…

– Значит, это заказ на его убийство!

– Похоже. Но кому заказ? Еганберды или его начальнику Асадулле?

– У Еганберды больше не спросишь, а вот курбаши я этот вопрос надеюсь задать. Он явится за Титусом, а я уже буду там. Ну и поговорим.

Алексей сказал это столь обыденно, словно собирался встретиться с убийцей за картами. Капитан всмотрелся, но не увидел ничего напускного. Бывший лесопромышленник был спокоен и уверен. Так уверен, что впору согласиться – курбаши влип.

А Лыков думал уже о другом.

– Вы заметили, Иван Осипович? Здесь точно указано, на чьих землях должны найти тело жертвы. И то же самое было в Джизаке. Там прямо называлось общество… как уж его?

– Кок-Узек.

– Да. Помните? Юлчи-куса приказал непосредственному убийце застрелить русского. Но не где попало, а именно возле этого аула.

– Точно! – оживился капитан. – Однако что это значит?

– Я вижу три версии. Первая: месть. Аул в чем-то провинился, и его следует наказать. Надо втравить сельское общество в грязную историю, после которой власть конфискует у него землю.

– Ну, может быть… Вторая версия?

– Политическая: надо восстановить общество против русской администрации. Их несправедливо обвинили, землю отобрали – и тем умножили число недовольных.

– Запросто! – одобрил идею Иван Осипович. – Ну а третья?

– Третья самая очевидная: за всем стоят деньги. Кому-то понадобилась эта земля. Вы вот что. Распорядитесь, чтобы утром принесли карту края и на ней пометили места всех убийств. Я приду в девять, чтобы карта уже была.

– Тогда я пошел, Алексей Николаевич, – взялся за фуражку полицмейстер. – В канцелярии генерал-губернатора всегда сидит дежурный бездельник. Вот пусть поработает. До завтра!

Утром следующего дня к почтово-телеграфной конторе № 2, что в махалля Хафис-Куяки, подъехал экипаж. Оттуда вылез странный европеец явно нерусской наружности. Он был в пробковом британском тропическом шлеме и в мятой чесучовой куртке. На лице, украшенном нелепой эспаньолкой, отражались одновременно и высокомерие, и растерянность. Господин зашел в помещение конторы. На икону в углу он внимания не обратил, лба не перекрестил и шлема не снял. Зато спросил у служащего чрезмерно громко:

– Нет ли распоряжения от Товарищества Викула Морозов и сыновья на имя доверенного Розалион-Смушальского?

Почтовик порылся в стопке бумаг и развел руками:

– Покамест не поступало.

– Безобразие! Послали черт знает куда и оборотными средствами не снабдили! – по-прежнему фальцетом сообщил окружающим негоциант. – Сколько мне тут торчать?

К нему подошел лощеный господин, приподнял канотье:

– Пан есть поляк?

– Нет, я лифляндец, но по-польски понимаю. – Доверенный снял шлем и протянул маленькую ухоженную руку: – Позвольте представиться: Роберт Робертович Розалион-Смушальский. Прибыл сюда только что по торговым делам.

– Юлиан Вацлович Гориздро, доверенный лодзинских мануфактур, – ответил пан. – Приятно встретить здесь столь достойное лицо. Вы уже пили кофе?

– С удовольствием, пан Гориздро, скушаю еще одну чашку с вами. Мне, видите ли, нужны советы сведущего человека. И не русского, разумеется…

– Я вас понимаю. Хорошо понимаю! Считайте, что вы его уже нашли. Начну с первого совета: европейскую еду здесь можно найти лишь в чайхане Абу-Кадыра. Вон она, на углу.

Севши за столик и заказав кофе, Юлиан Вацлович присмотрелся к собеседнику повнимательнее.

– Что вас, пан Роберт, заставило явиться в такую дыру? Я же вижу, что вы никакой не хлопковый коммерсант. Вот скажите мне, что такое окрайка?

Смушальский поднял вверх голову, словно хотел отыскать справку на небе. Потом ответил старательно, как ученик вызубренный урок:

– Это когда кипа хлопка испачкана по краям во время перевозки. Так?

– Примерно… – усмехнулся поляк.

– Вот! – обрадовался негоциант. – Мне прочли в конторе, в Москве, лекцию. А я очень способный и запомнил!

– Хорошо. А какой у кипы вес?

– Э-э… Пять пудов?

– Восемь. Определяется силой велблонда [49]. Тот поднимает шестнадцать пудов. Вот ему и навешивают по кипе с каждого бока.

– Понятно.

– Межеумок – это какой сорт хлопка?

– Э-э…

– Он располагается между первым и вторым. Есть еще третий, он хуже всех. Ну а какие тарифы на полежалое [50], я уж и не спрашиваю.