Джон Робертс - SPQR IV. Храм муз

Это было странное ощущение: я очень скоро понял, что не могу ориентироваться в городе, состоящем сплошь из широких улиц, прямых углов и перекрестков. Пересекая очередной проспект, я почувствовал себя совершенно беззащитным и крайне уязвимым.

– В таком городе трудновато укрыться от ночной стражи, – заметил Гермес.

– Видимо, они это и имели в виду, когда придумали такую ужасную планировку. И для мятежей все это не слишком подходит. Сам видишь, здесь можно выстроить войска в одном из пригородных районов и затем как метлой вычистить все городские кварталы. Вытеснить толпы мятежников в боковые улицы, раздробить их на мелкие группы или, наоборот, направить всю толпу куда тебе нужно.

– Это как-то неестественно, – заявил Гермес.

– Согласен. Но в этой планировке имеются свои преимущества.

– И к тому же, тут все из камня, – добавил мой раб.

– В Египте мало леса. Но это даже успокаивает – помнить, что здесь ты не сгоришь во сне.

Люди, заполнявшие улицы, пожалуй, принадлежали всем народам, что я встречал, ну, конечно, большинство из них составляли египтяне. А среди остальных можно было различить греков, сирийцев, евреев, сабеев, арабов, галатов и еще многих, чьи лица и одежды были мне совершенно неизвестны. Были здесь также нубийцы и эфиопы с кожей всех оттенков черного, по большей части рабы, но также купцы и торговцы. Все разговаривали по-гречески, но другие языки тоже были слышны, словно подводное течение или слабый фон для основного – греческого. И особенно выделялся египетский. Он, по моему мнению, вообще-то звучит точно так, как выглядят эти их иероглифы. На каждой улице, на каждом углу нам встречались фигляры и лекари-шарлатаны – они плясали, кривлялись, исполняли некие магические танцы. Дрессированные животные демонстрировали свои трюки, а уличные жонглеры с необыкновенной ловкостью и мастерством крутили в воздухе самые неожиданные предметы. Гермес хотел было задержаться и поглазеть на все это, но я потянул его за собой. Мои мозги были заняты более значительными проблемами.

Мы могли бы пройти в Мусейон прямо из дворца, через задние ворота, но мне хотелось посмотреть Александрию, почувствовать ее. Человек, выросший в огромном городе, обладает определенным чувством, похожим на то, как крестьянин всегда ощущает тягу к пашне, а моряк – к морю. Я родился в Риме и был типичным горожанином. И хотя эти люди были для меня чужды и непонятны, они тоже были горожанами, и мы все, хоть так и отличались внешне, имели ряд схожих черт и привычек.

Вот и сейчас я чуть ли не печенкой чувствовал, что все это – неплохо питающийся, всем довольный и любезный народ. Даже если здесь и возникали какие-то проблемы и неудобства, все это были мелочи. Если бы здесь зрело недовольство или мятеж, я бы сразу это почувствовал. Жители Александрии, как известно, любят время от времени побунтовать, даже убить, или изгнать какого-нибудь царя или даже парочку, но, в общем и целом, они слишком заняты, делая деньги или иным образом наслаждаясь жизнью, чтобы от них исходила какая-то угроза. Народное недовольство и беспорядки всегда чреваты кризисом, особенно в таких многонациональных городах, как Александрия, где взаимные антипатии разных народов иной раз перехлестывают через край, не считаясь с законами и силой оружия. Не то, чтобы Рим мог чем-то гордиться в этом смысле. Правда, наши народные беспорядки имеют скорее сословный, чем национальный характер.

– Даже не думай об этом, Гермес, – предупредил я своего раба.

– Откуда ты знаешь, о чем я думаю? – спросил он, являя собой прямо-таки воплощение оскорбленной невинности. И то, как он это произнес, подтвердило, что я совершенно прав.

– Ты подумал, что здесь любой приличный на вид человек может просто раствориться в толпе, и никто ничего не заметит. Здесь я могу сойти за свободного человека, и никто не догадается, что я раньше был рабом. Не об этом ли ты сейчас думал?

– Ничего подобного! – с негодованием возразил он.

– Я рад это слышать, Гермес, потому что в этом городе полно грубых и жестоких людей, которые ничем иным не занимаются, а только ловят беглецов и возвращают их обратно хозяевам, конечно, за щедрое вознаграждение. Или продают новым хозяевам. Если ты, скажем, исчезнешь утром, я скажу об этом кому надо, и уже к закату тебя вернут обратно. Это огромный город, однако римский акцент и римские флексии здесь не совсем привычное явление. Так что забудь все подобные фантазии и продолжай служить мне. А я в один прекрасный день тебя отпущу на свободу.

– Ты никогда мне не доверял, – начал жаловаться Гермес.

Его можно было понять, ведь сейчас я просто повторил то, что заявлял ему, – с небольшими вариациями, – почти каждый день. Рабам никогда нельзя полностью доверять, а некоторым, например Гермесу, еще меньше, чем всем другим.

День был отличный, погода стояла прекрасная, как почти всегда в Александрии. Климат здесь отнюдь не идеальный, не такой, как в Италии, но никогда нельзя забывать, что нигде в мире нет такого климата, как у меня на родине. Вокруг сновали веселые и довольные люди, в воздухе стоял аромат благовоний, смешанный со всепроникающими запахами моря. Во многих отношениях Александрия могла похвастаться более приятными ароматами, чем Рим.

Вооруженный документом с царской печатью, я медленно поднялся по ступеням и оказался у входа в Мусейон. Мне хотелось еще раз посетить Храм муз, но нынче утром передо мной стояли более неотложные задачи. Миновав двери, я направился мимо лекционных залов, из которых доносились приглушенные речи философов, прошел под длинной колоннадой философов-перипатетиков, где стояли уже заброшенные великолепные шлюзовые ворота Ификрата, которыми теперь никто больше не занимался. Этот проект, подумалось мне, теперь не скоро будет закончен.

Я проследовал в апартаменты убитого ученого, где уже все было аккуратно убрано. Кровь с пола смыли и соскребли, за столом сидели два секретаря и готовили опись найденных вещей, складывая уже зарегистрированные предметы и чертежи на большом столе. Третий человек бродил по кабинету с удивленным выражением на лице.

– Инвентарный список готов? – осведомился я.

– Почти готов, сенатор, – ответил старший. – Мы скоро закончим с чертежами. – А это, – он указал на папирус, лежащий на столе, – список его сочинений. А вот это, – и он указал на другой папирус, – опись предметов и вещей, обнаруженных в его комнатах.

Я ухватил второй список и начал быстро его просматривать. Конечно, в моем расследовании мне было необходимо знать, что здесь было в наличии до убийства, но и это было лучше, чем совсем ничего.

– А ты что здесь делаешь? – спросил я третьего присутствующего. Это был грек с длинным носом и лысой головой, одетый так же, как все библиотекари, которых я видел раньше.