Джон Робертс - SPQR IV. Храм муз

– Да, у нас не было другого выхода, – ответили Греческие сандалии. – Она уже была готова продать нас этому римлянину.

– Предательства мы не прощаем, – заявили Калиги. – И никаких исключений, ни для этой афинской шлюхи, ни для хиосского философа.

– Да уж. Надо полагать, ему следовало умереть, – встряли Азиатские шлепанцы. – Его тайные сделки с царями Нумидии и Армении можно было бы проигнорировать, но только не шантаж. И все же, – на этих словах он тяжко вздохнул, – это был уникальный ученый, и нам его будет не хватать.

– Я сейчас зачитаю весь договор, статью за статьей, – сообщили Греческие Сандалии. – Ты потом можешь перевести их на парфянский. Поскольку мы лишились твоей горько оплакиваемой наложницы, тебе придется полагаться на точность моего прочтения.

– На данном этапе, – заявили Азиатские Шлепанцы, – я не опасаюсь никакого двурушничества. Однако вы должны понимать, что все это зависит от того, станет ли господин наш Ахилла царем Египта.

– Можешь в этом не сомневаться, – проговорили Греческие Сандалии. – Мы, греки, придумали концепцию самосбывающегося пророчества. Очень скоро бог Баал-Ариман выдаст новое откровение, что господин наш Ахилла на самом деле истинный сын покойного царя Птолемея и настоящий наследник двойной короны Египта. И он отстранит от власти узурпатора, фальшивого Птолемея. И женится на его дочери Беренике, а также, возможно, и на Клеопатре и Арсиное. А затем вернет Египту его великое положение в мире и его древнюю славу.

– Если только не будет вторгаться на парфянские территории, – заметили Азиатские шлепанцы.

– Именно этому и посвящен данный договор, – ответили Калиги. – Давайте заканчивать. Мне хочется убраться из этого дома еще до утренней зари.

И они занялись этим договором, обсуждая статью за статьей. Он предусматривал альянс Египта с Парфией, направленный против Рима. Ификрат и Ахилла сумели убедить царя Фраата в том, что с этими боевыми машинами он вполне может противостоять римским легионам. И это еще не все. Этот договор становился основой политического союза Египта и Парфии, а также плана совместных военных действий. В момент, который будет согласован позднее, Египет вторгнется на Синайский полуостров, затем в Иудею и в Сирию и захватит территории до самого Евфрата. Фраат пошлет своих конных лучников (вместе с этими великолепными боевыми машинами) на запад, в Понтийское царство, Вифинию и в Малую Азию до самого Геллеспонта, и они совместными усилиями полностью вытеснят Рим со всех этих земель. План был амбициозным и на первый взгляд представлялся мне неосуществимым, если не принимать во внимание одной простой вещи. Мы-то в данный момент готовились к войне в Галлии. С тех пор, как погиб Митридат, мы привыкли убаюкивать себя мыслью, что Восток теперь усмирен. И единственное, о чем я сейчас мог думать, это о том, что у них все может получиться.

Допустить такое никак нельзя. Я все слышал. Я оказался в нужное время в нужном месте, все нужные документы и сами заговорщики находились рядом со мной, только руку протяни. И помимо всего прочего мне жутко хотелось помочиться.

Часами торчать под кроватью само по себе достаточно трудное дело, а еще я должен был лежать неподвижно, не чесаться и не чихать. Но гораздо труднее делать это, если перед этим хорошенько угостился хиосским вином.

– Надо полагать, это завершает все наши труды, – заявили Калиги. Его голос по-прежнему звучал странно напряженно. – Уже светает.

– Я перешлю свиток и все прилагающиеся к нему документы царю Фраату, – сообщили Азиатские шлепанцы.

– А я возвращаюсь в храм, – добавили Греческие Сандалии. – Желаю вам доброго дня, господа, и пусть он станет началом новой прекрасной эры!

– Не так быстро! – громко сказал я, выбираясь из-под кровати, и это хрупкое египетское изделие грохнулось о стену и развалилось на части, когда я выхватил меч. – Вы у меня тут все сейчас… – Все трое отскочили назад, выкатив в удивлении глаза.

В этот момент я заметил, что Калиги – это вовсе не Ахилла. Это был Мемнон, и у него была перевязана челюсть, – последствия моего удара кестусом. Ничего удивительного, что его голос звучал так глухо и напряженно. Он тоже выхватил меч.

Ород оказался именно тем, кем я его считал, но третьего мужчину я не знал, хотя он показался мне знакомым. Это был грек с коротко подстриженной бородой и короткой стрижкой – волосы едва прикрывали уши. Его рука скользнула под тунику и вытащила топорик странной формы, с сильно выгнутым острием и коротким шипом с противоположной стороны. Топорище оказалось грубо обработанной деревяшкой в фут длиной. Я широко ему улыбнулся.

– А ты гораздо лучше выглядишь без этого идиотского парика и фальшивой бороденки, Атакс, – сообщил я ему. – Только зачем тебе топор? Это тот, которым ты убиваешь быков? Надо полагать, что раб вроде тебя вообще не способен научиться пользоваться оружием свободного человека.

– Это тот самый римлянин! – вскрикнул Мемнон и улыбнулся мне такой улыбочкой, которая, пожалуй, могла бы и рану нанести. – А ведь я поклялся отомстить тебе за тот удар!

Ород рванулся к свитку. Они его уже скатали, а рядом с ним лежала стопка листов папируса – несомненно, черновик договора. Парфянский посол протянул руку к свитку, а я сделал выпад гладиусом и распорол ему руку от запястья до локтя. Он вскрикнул и отскочил назад.

– Ну, нет! – прошипел я. – Этот свиток принадлежит мне. И очень скоро мы станем свидетелями суда по обвинению в измене, и некоторые из вас будут распяты, когда я представлю это царю Птолемею, а затем и Сенату.

Мемнон засмеялся.

– Римлянин, ты, кажется, уже решил, что сможешь уйти отсюда живым? Ты ошибаешься.

После этих слов он бросился на меня, чуть присев и шаркая по полу. Судя по всему, судьба свела меня с опытным бойцом. Я двинулся ему навстречу, как меня учили, в стиле, принятом у гладиаторов, твердо упираясь пятками в пол. По пути я прихватил хилый египетский стул, чтоб использовать его в качестве щита. Мемнон – с той же целью – навернул на левую руку плащ.

Мой противник сделал выпад, целясь мне в лицо, но меч у него был греческий, длиннее моего и с клинком, расширяющимся к острию. Выпад был какой-то замедленный, так что я просто отступил в сторону и нанес встречный удар. Когда делаешь выпад гладиусом, твоя рука сама становится мишенью. Поэтому гладиаторы всегда надевают доспех на правую, рабочую руку. Поэтому моя рука метнулась вперед и сразу же назад, быстро, как выпад змеи. Я хотел попасть Мемнону прямо в горло, но он отскочил назад и отклонил голову вбок, так что я всего лишь зацепил его острием за подбородок. Руку я отвел назад так быстро, что у него не было возможности нанести рубящий удар, но он тут же сделал колющий выпад, целясь мне в живот. Я отпрыгнул, немного неуклюже, поскольку ноги несколько затекли, пока я валялся под кроватью, и ударил стулом по его клинку. Этот удар мне, безусловно, удался, после этого я отвел свой импровизированный щит вбок, шагнул вперед и ударил Мемнона в грудь. Ни один фракийский гладиатор в цирке не мог бы нанести такой удар столь же точно.