Виктор Полонский - Загадка Веры Холодной

– Никогда не могла бы предположить… – У Веры перехватило дыхание. – Чтобы Алексей… Как он смог так меня обмануть?

– Вера Васильевна, вы такая юная и совсем еще не знаете жизни. – Ерандаков по-доброму, отечески, улыбнулся, и взгляд его на мгновение потеплел. – Холодный обманывал всех нас, бывалых служак, прошедших огонь, воду и медные трубы. Я девятый год в Корпусе служу [58]. До этого столько же в армии прослужил, все, казалось бы, перевидал, но… Эх, да что там говорить! Ему все доверяли, даже покойный полковник Манзевитый, Роман Кириллович, царствие ему небесное. – Ерандаков перекрестился. – Холодный был коварным и осторожным человеком. Знаете, как мы его заподозрили? Методом исключения. Исключили всех, кого можно было исключить, и остался в списке один только штабс-капитан Холодный. Кстати, когда его спросили, почему он выбрал на роль жертвы жену своего родного брата, неужели никого другого найти не мог, он рассмеялся и ответил, что брата своего он всю жизнь ненавидел и не мог упустить такую возможность, как он выразился, «убить двух зайцев» – и себя обелить, и брату боль причинить.

Ерандаков помолчал немного, а затем сказал:

– Думаю, что об этом вы можете рассказать вашему мужу. Он имеет право знать, кем на самом деле был его покойный брат, кем на самом деле был человек, которого он считал своим братом. Только в лишние подробности не вдавайтесь…

– В лишние подробности вдавался Алексей, – сказала Вера. – После того как в Сокольниках на моих глазах убили мою подругу, у меня была горячка. Я как-то проговорилась обо всем этом, муж услышал, спросил Алексея, тот ему рассказал. Что именно рассказал, я не знаю, но могу предположить, что рассказал многое. Владимир на него очень сердился.

– Тоже ведь неспроста рассказал, наверное, – вздохнул Ерандаков. – Досадил брату, заставил за вас волноваться. Муж вас, наверное, очень сильно любит?

Вера предпочла не отвечать на этот вопрос, показавшийся ей совсем неуместным. И ответить «да, любит» с полной уверенностью она бы уже не смогла. Все так непонятно, неопределенно, неоднозначно. «Жизнь – клубок, который не распутать», – любит повторять бабушка. Когда-то эти слова казались Вере смешными. Когда-то…

– Любит, – утвердительно сказал полковник. – Могу представить, как он за вас волнуется. Значит, знает? И про то, что вы сегодня сюда пришли, тоже знает?

Вера кивнула.

– Ну что ж, раз знает, то знает. Адвокаты умеют хранить тайны. Мужу можете рассказать, если захотите, Вера Васильевна. Больше никому.

Вера снова кивнула.

– Через своего агента отставного ротмистра барона фон Унгерн-Штернберга… Знаете такого?

Вера отрицательно покачала головой.

– Что с вами, Вера Васильевна? – забеспокоился Ерандаков. – Вы только что разговаривали, а сейчас все молчите. Если в горле пересохло, то выпейте водички. Или распорядиться, чтобы чаю принесли?

– Все хорошо, благодарю вас, Василий Андреевич, – Вера понадеялась, что она правильно запомнила имя и отчество Ерандакова. – И чаю не надо, пить совсем не хочется.

– Тогда продолжим. Через своего агента отставного ротмистра барона фон Унгерн-Штернберга, который также подвизался и у британцев, Спаннокки рекомендовал вас им как весьма осведомленную сотрудницу австрийской разведки. То есть Унгерн-Штернберг рассказал им, что Спаннокки обзавелся новой сотрудницей, очень вам доверяет, и еще рассказал, что вы недавно вышли замуж и ваш муж ничего не знает о ваших тайных делах. Это случилось за несколько дней до вашего знакомства со Спаннокки. Британцы заглотнули наживку и начали за вами следить. Как только убедились в том, что вы в самом деле встречаетесь со Спаннокки, завербовали вас…

– Зачем Спаннокки понадобилось рекомендовать меня британцам? – Вера уже поняла, что Ерандаков не возражает против того, чтобы она перебивала его вопросами.

– Лишняя предосторожность. То есть дополнительная, потому что предосторожности никогда не бывают лишними. Семь раз отмерь… Спаннокки хотел создать вам определенную репутацию, выставить вас беспринципной и алчной особой, торгующей секретами налево и направо. Причем торгующей довольно давно.

– Как это «давно»? Но я же только-только начинала… – недоуменно пролепетала Вера и зачем-то добавила: – Я гимназию только в прошлом году окончила!

– Холодный принял меры заранее, – усмехнулся Ерандаков. – Разумеется, ему нельзя было долго держать вас в сотрудницах. Мало ли что, да и непонятно, какую пользу вы могли бы приносить на самом деле, и вообще… Но для того чтобы создать нужное впечатление, вам следовало некоторое время проработать в московском отделении, хотя бы фиктивно. Холодный привлек вас к сотрудничеству незадолго до вашей предполагаемой гибели. – Ерандаков снова перекрестился. – Но по спискам вы проходили как заштатный сотрудник с октября прошлого года. С окладом в пятьдесят два рубля, каковой ежемесячно вам выплачивался. Это помог устроить Сильванский, на которого были возложены обязанности казначея московского отделения.

– С октября? – У Веры уже не было сил удивляться, можно было бы и не поверить в то, что говорил ей Ерандаков, но официальная обстановка казенного учреждения, военная форма собеседника, его серьезный тон и, главное, логичность того, что слышала Вера, помогали, заставляли поверить. – Значит, он уже тогда собирался… Но я ничего не получала. Алексей всего лишь раз упомянул, что мне положено ежемесячно пятьдесят два рубля, но ничего мне не платил.

– Прикарманивал, – хмыкнул Ерандаков. – Копейка лишней не бывает. Если бы Холодный не был таким алчным, он не сделал бы того, что он сделал.

– А вот Спаннокки заплатил мне пятьсот рублей, – добавила Вера. – И британцы один раз заплатили пятьдесят. Они велели каждый вторник писать письма…

– О письмах я ничего не знаю, – заинтересовался Ерандаков, беря из лежащей на столе стопки чистый лист бумаги. – Я думал, что к вам за сведениями приходил кто-то из агентов. Расскажите, пожалуйста.

Вера рассказала. Полковник внимательно слушал. Он ничего не записывал, но время от времени делал на листе какие-то беглые пометки. Про деньги сказал, что Вера может оставить их себе, поскольку он не представляет, как можно их оприходовать, да и незачем это делать, казна без Вериной лепты не обеднеет.

– Представляю, какие сведения от вашего имени передались в Лондон. – Ерандаков покачал головой и снова усмехнулся, на этот раз усмешка была довольной.

– Да пусть передавали бы что угодно! – с досадой сказала Вера. – Лишь бы меня оставили в покое! Мне их слежка доставила столько неприятных ощущений! Я вся извелась! Мне за каждым углом кто-то мерещился! Из дому выйти боялась, и дома покоя не было.