Александр Теущаков - Путь Чёрной молнии

После того, как Анатолия Брагина, чуть живого привезли в Облбольницу и после нелегкой операции положили в реанимационную палату, прошло больше двух недель. Его родные: жена Лена, дочурка Женечка и родной брат Сергей регулярно посещали, переживая глубоко за его состояние. Приходили сослуживцы и делились последними новостями. Он уже знал, что бунт был жестоко подавлен, ибо другого пути у власти не было. Узнал, что главные зачинщики погибли, а многих приверженцев главаря отправили в СИЗО. Колонию постепенно расформировывали: меняли руководство, а заключенных отправляли по другим зонам.

Анатолий шел на поправку, но еще побаливала лобная кость. Хирург собрал его нос из раздробленных кусочков хряща. Конечно, на переносице останется шрам, его никуда не спрячешь.

Анатолий переживал тяжелый кризис в плане психологического и морального состояния. То, о чем он порой задумывался — случилось. Он не любил свою работу, а вернее людей, с которыми ему приходилось выполнять общее дело. СИЗО и колония, где он столкнулся с отверженными обществом людьми, постепенно меняли его психику. Естество, сидевшее в глубине его души не давало покоя, он не мог спокойно смотреть, как его сослуживцы издеваются над заключенными.

И вот, черная и глубокая борозда разделила прошлое и настоящее. Остались за чертой его размышления о правильном подходе и воспитании к оступившимся людям. В своих воспоминаниях он уже не хотел видеть их вставшими на путь исправления. Жестокий бунт перечеркнул все его чаяния. Злость закипала при мысли: разве эти звери способны на человеческие поступки. Появлялось отторжение и отвращение к подобной среде, из которой он начал черпать злобу, жестокость и ненависть к людям.

Анатолий узнал из рассказов брата, как основных бунтовщиков встретили в СИЗО: жестоко избивая физически, подавляя морально и, уничтожая психологически.

И всеже, не смотря на всплески злости, у Анатолия появлялись признаки жалости к этим людям, наверное, они зарождались из воспоминаний о тех заключенных, кто в трудную для Брагина минуту, оказал ему помощь. Осужденные: врач — Сергеев или тот парень — Воробьев, именно им Анатолий был обязан жизнью. Он поделился с Сергеем и женой о поступке этих людей и его родственники тоже признали, что не стоит набрасывать ярлык «подонков» на всех заключенных.

Скоро Анатолия должны выписать и ему предстояло принять решение, куда пойти работать. Он больше не хотел служить в системе, где происходят страшные вещи: человек, перестает быть человеком, независимо в какой среде он находится: охраняющий заключенного или же лишенный свободы. Они оба варятся в одном котле, у них зарождается одна и та же лексика: матерки, тюремный жаргон и отвратительные повадки хищника — «Сильный должен уничтожать слабого». По этому поводу с братом Сергеем часто проводились дискуссии:

— Сережа, что мешает образованным и интеллигентным людям усвоить для себя важный принцип: — Жить по совести!

— Убогость в мышлении, не смотря на статус интеллигентного человека. Принято и необходимо считать, что движущей силой в сознании человека является его совесть, которую с измальства воспитывают в людях. Совесть — чувство нравственной ответственности перед людьми за свои поступки, за слово, которое дается людям. Не смотря на степень грамотности и положения в обществе, совесть должна присутствовать у всех: чиновников, представителей администрации колоний и осужденных. Об этом ты хотел услышать?

— Очень жаль, что многие наши начальники перепутали места, где должна находиться совесть. Многие из них открыто выражаются так: «Где была совесть — там уже давно вырос «мужской орган».

— Делай выводы брат.

— Я сделал, и потому хочу уволиться из системы МВД.

— И куда ты решил пойти?

— Пока не знаю. Выпишусь из больницы, тогда будет видно.

— Я понимаю тебя, и тех офицеров, уволившихся после бунта из колонии.

— Сереж, а как ты со всем этим уживаешься? Я же знаю, что тебе приходится делать недозволенные вещи, ты ведь прогибаешься под своего начальника. Шилов не станет держать старшего инспектора оперчасти с независимыми взглядами, противоречащими системе ИТУ.

— Да, говорила мне наша мама, мы с тобой Толя, некие противоположности. Ради нашего с тобой дела я обязан лавировать среди неприятных мне людей, если я буду столь же категоричен, как и ты, то не продержусь и недели, мне ведь институт закончить нужно и содержать нашу организацию.

— Вот заканчивай и уходи из этого жуткого рассадника.

— Конечно уйду. У меня есть мечта — стать адвокатом. Независимым по убеждениям и взглядам. Неважно, что скажет или прикажет начальство, я должен буду объективно защищать людей.

— И сколько ты там продержишься? Неделю?

— Буду лавировать, — усмехнулся Сергей.

— А твои принципы?

— Ты говоришь о теории развития тоталитарного государства, против которого я должен противостоять.

— Т- с-с-с! — Анатолий приложил палец к губам, — Сереж, только не здесь.

— Ладно братишка, о политике поговорим позже. Ты мне скажи, тот подонок, что ударил тебя лавочкой, как его зовут? Если он остался жив, я найду его в СИЗО или в колонии, и обещаю тебе, что следственный изолятор сузится для него до величины спичечного коробка.

— Не нужно этого делать.

— Ты в своем уме?! Он чуть не убил тебя.

— Не усердствуй Сереж, он получит свое сполна, если попадет под суд. Я не хочу, чтобы его унижали.

— Надо же, какие мы справедливые…

— Ты забыл, таковы правила нашей организации: только справедливый подход в решении всех задач.

— Да, я помню об этом. Хорошо, пусть будет по-твоему, но назови этого урода, я хотя бы отслежу в изоляторе его жизнь.

— Повторяю, он найдет свое. Сереж, у меня к тебе просьба: позаботься об Александре Воробьеве, я не хочу, чтобы этот парень ощущал на себе жесткие меры воздействия.

— Толя, зачинщики бунта пока сидят в камерах под особым контролем органов КГБ. Я не могу конкретно влиять на следователей, меня просто так не допускают в спецкоридор. Когда их переведут в общие камеры, я постараюсь ему помочь, хотя бы в плане смягчения режима содержания.

— У меня дома в зеленой папке найдешь заметки по убийству Равелинского, там имеются документы с опросами разных заключенных.

Помнишь знак «Черной молнии» — Сергей кивнул, — нам необходимо выяснить, кто подложил его в карман убитого.

— Убитого?

— Сереж, у тебя есть знакомые в Судмедэкспертизе?

— Нет, но долго ли завести. А что ты конкретно хотел?

— Заключение о смерти Равелинского даст нам ниточку, если он был убит, то мы найдем того человека, кто подбросил ему знак. Ты не догадываешься, о чем я?