Эндрю Олвик - Следы апостолов

— Вы меня правильно понимаете, гауптштурмфюрер, — решив — будь, что будет, открыто заявил Штольберг. — Итак, что вы думаете, мой друг?

— Пятьдесят на пятьдесят, — недолго поразмыслив, согласился Гетлинг и похлопал Эриха по плечу. — А что будем с этим делать? — спросил Лотар, кивнув головой в сторону полицая, — ведь много знает. Может, его…

— Не надо. Ликвидировать его никогда не поздно, — прервал Гетлинга Эрих, — он и так у меня на крючке. Еще пригодится. Давайте лучше подумаем, как распорядиться нашими сокровищами, переправить их из этой глуши в надежное место. У меня уже есть на этот счет кое-какие соображения…

Офицеры завязали мешок, прикрыли его сверху сеном и, выставив у телеги для большей надежности охрану из немецких солдат, отправились обратно в ресторан решать свои шкурные вопросы.

— Итак, Лотар, давайте выпьем за наше богатство, — произнес Эрих, поднимая рюмку с коньяком. Вот что я думаю по поводу его транспортировки: завтра я созвонюсь со своим хорошим другом из Берлина, он большая фигура в Люфтваффе, и попрошу его организовать самолет для оправки золота в Германию. О содержимом он не будет знать ничего, просто попросим их встретить и передать курьером по адресам. Он человек обязательный, нелюбопытный, и поверьте, ему нет дела до чужих секретов.

— Хорошо, если так, — произнес Гетлинг, — во всяком случае, у меня нет идей, кроме как ждать отпуска и вести поклажу домой на собственном горбу. А когда этот отпуск, сам черт не знает. Одним словом, я предполагаю примерно так: мы встречаем борт в Барановичах, грузим наши посылки, пишем на них адреса и дело в шляпе?

— Не совсем так, — возразил Штольберг, — светиться в Бара-новичском аэропорту нам нет никакого резона. Да и номера нашей машины зафиксируют на всех постах, потом горя не оберешься, отвечая на вопросы, куда и зачем ездил. Нужен не только другой аэропорт, но желательно и машина с другими номерами. Тогда мы полностью обезопасим себя от всех неприятностей…

На следующий день утром Штольберг закрылся изнутри в своем рабочем кабинете и снял телефонную трубку:

— Соедините меня с Берлином, — он продиктовал телефонный номер. — Ало, дядюшка Пауль? Да, Эрих…. Нет, скучать не приходится… Когда в отпуск? Неизвестно. Дядюшка Пауль, перезвоните мне, пожалуйста, по «закрытой» линии… Несвиж. Да, Несвиж, — Эрих медленно по буквам повторил название города и свой телефонный номер. — Жду.

В полдень, спустя лишь час после отхода русской войск под командованием Барклая-де-Толли, в Вильно вошел авангард Великой армии Наполеона. Первым на усыпанные цветами мостовые древней Литовской столицы вступили драгуны 8-го уланского полка княжества Варшавского. Они двигались в колонне по четыре, распугивая грохотом копыт дремавших на карнизах голубей. Командир полка, полковник князь Доминик Радзивилл, ехал впереди на белом коне, и солнце играло на золотом шитье его парадного мундира.

За прошедшие пять лет, как и предрекал ему некогда во дворе корчмы на Варшавском шляхе Юзеф Понятовский, многое изменилось в его жизни. Разводы оставили в его состоянии огромную брешь, что совершенно не беспокоило молодого Радзивилла. В подвалах Несвижского замка было еще вполне достаточно золота, что позволяло их владельцу так же оставаться одним из богатейших дворян в Восточной Европе. Но это не было главным для него. Теперь Доминик, только в прошлом году успешно начавший свою военную карьеру, мечтал не об увеличении своих богатств, а о возрождении Речи Посполитой. При этом все свои надежды он возлагал на французского императора, чьи успехи с каждым днем все больше воодушевляли его.

— К осени будем в Москве! — громко приветствовал его Юзеф Понятовский, стоя на ступенях магистрата. Вокруг толпились представители местной знати и простые горожане, выражавшие свой восторг.

Доминик соскочил с коня и обнялся с другом. Они не виделись несколько недель, с того самого момента, когда началась подготовка к восточному походу. Уланский полк Радзивилла был приписан не к польскому, а к французскому корпусу генерала Мюрата, который должен был выступить раньше основных сил.

— Не думаю, что нас там ждут, — весело ответил Доминик, оглядывая площадь. — Такого приема в Москве, наверно, не будет.

— Увидимся вечером во дворце бискупа, — бросил Понятовский, который только что принял из рук посыльного конверт с печатью императора. — Надеюсь, русские не успели разорить казармы?

— Мне доложили, что все в порядке, — ответил Доминик. — До встречи!

Однако вечером они не увиделись. Корпус Мюрата двинулся на Витебск и, как прежде, в первых рядах наступающих был восьмой уланский полк. Он был в первых рядах в тяжелых боях под Островно, Смоленском, а потом и под Можайском, за которым открывался прямой путь на Москву. Судьба продолжала благоволить к Радзивиллу, но звезда императора Наполеона уже начала клониться к закату. И только в ноябре на Березине уланы Доминика оказались в арьергарде, прикрывая отход остатков некогда непобедимой армии.

С самого утра мело так густо, что нельзя было различить круп идущей впереди лошади. Где она, эта Березина, думал Доминик Радзивилл, вглядываясь в белую пелену в тщетной надежде разглядеть верстовой столб или хоть что-нибудь. От холода ныла спина, и пальцы уже не могли держать поводья.

— Впереди деревня, — доложили ему, — маленькая, дворов пять-шесть.

— Привал! — хрипло выкрикнул он, чувствуя, как лопаются льдинки у него на усах. — Выставить караулы! Лошадей по сараям!

Не успели развести огонь, как стемнело. Метель стихла и над искрящимися снегом полями показалась луна.

— В три часа выступаем, — объявил он своим офицерам, собравшимся в штабном сарае вокруг дымящего костра. — К утру мы должны быть у Студенки, где наши саперы уже наводят переправу. Император ждет и верит в нас!

— Только бы русские нас не опередили, — буркнул кто-то у него за спиной.

Доминик резко обернулся.

— А сабли у нас на что?! — крикнул он, так что в щели с крыши посыпался снег. — Или мы не доказали им, что можем дойти до Москвы!

— Люди обессилели, — выступил из темноты один из ветеранов полка. — Два дня ничего не ели. Дозвольте забить лошадь, чтобы хоть перед боем поесть досыта. Некоторые уже и в стремя попасть не могут, а что уж о саблях говорить…

Наступившую тишину нарушал только треск поленьев да свист ветра.

— Хорошо, после долгого раздумья согласился Радзивилл, — накормите людей и чтобы к сроку все были в походном строю. В Борисове отдохнем…

Но ни ему, ни его уланам в Борисове отдохнуть так и не удалось. Натиск русской армии под командованием адмирала Чичагова был так стремителен и силен, а силы, которыми располагал Радзивилл, так незначительны, что уже к вечеру следующего дня им пришлось бежать вслед за Наполеоном, оставив раненых на милость победителя. Двое суток в седле — и вот, наконец, в сумерках Доминик увидел с холма стены Несвижского замка.