Филлис Джеймс - Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе

Если вдуматься в факты, объяснение приходит само. Миссис Орр услышала шум, словно кто-то ломится в дом. После продолжавшегося некоторое время разговора вошел Уильямс. Отнюдь не исключено, что стамеску оставил другой человек, который видел, как Уильямс скрылся внутри, а сторож ее нашел, потому что этот неизвестный хотел, чтобы он ее нашел.

Но самое удивительное происшествие в этом деле – находка складного ножа. Похоже, все, что с этим связано, – сплошная неправда. Хэррисон утверждал, будто впервые узнал о ноже, когда Уильямс предложил залезть к нему в карман за позаимствованным у Хэррисона носовым платком. Эта история подозрительным образом перекликается с сюжетом о взятых Уильямсом чулках, которые, как утверждалось, он стирал после убийства Уильямсонов. Не слишком ли часто этот хоть и живущий в ночлежке, но привередливый молодой человек не гнушался пользоваться личными вещами соседей по комнате? Но если история с платком не выдумка, странно, что Уильямс предложил Хэррисону, не числящемуся в его друзьях, залезть к нему в карман, особенно если там лежал нож, купленный недавно специально для убийства. Однако нож мог оказаться там случайно, быть невинной покупкой. Наверное, Уильямс его открыл, демонстрируя Хэррисону красоту лезвия. Кто-то из них двоих должен был открыть этот складной нож, иначе откуда стало известно о шестидюймовом лезвии, достаточно прочном и остром, чтобы располосовать до позвоночника три не тоненьких шеи? Такой не станешь хранить открытым в кармане – он бы измочалил всю подкладку и повредил пальцы полезшего за платком Хэррисона. Так что Уильямс, рассказывая Харту о своем приобретении, должно быть, показал лезвие. Это был изящный нож с рукояткой из слоновой кости – достойная щеголя вещица. Уильямс, наверное, гордился своим ножом. Странно, что в «Грушевом дереве» больше никто не видел его завидной покупки.

Но если до этого момента историю можно назвать странной, то утверждение Хэррисона, что он раньше не упомянул о ноже, поскольку это не пришло ему в голову, не поддается никаким объяснениям. И это говорит человек, с самого начала подозревавший Уильямса, человек, по ночам подкрадывавшийся к его кровати в надежде расслышать слетающие с губ компрометирующие слова, пока Уильямс беспокойно вертелся в постели или мурлыкал фразы из пьяных песен. Именно Хэррисон бегал к миссис Вермилло (а не в полицию), если удавалось узнать что-то порочащее Уильямса. Он бы сразу ухватился за такую находку. Кстати, сам это и признавал – говорил, что обыскивал морской сундучок подозреваемого, заглядывал во все углы «Грушевого дерева». Почему же он забыл сказать об этом магистратам, хотя нагружал их гораздо менее важной информацией? Его усердные поиски ничего не дали, несмотря на то что он жил в гостинице и имел возможность тратить на них все свободное время. Мест, где можно спрятать нож, не так уж много. Удивительно, что неутомимый Хэррисон пропустил такое очевидное, как дыра в чулане.

Итак, нож нашли. Интересно было бы узнать, кто именно проводил поиски. И какую роль в этих поисках играл Хэррисон – если вообще играл. Нож обнаружили, как и следовало ожидать, со следами крови. Но являлся ли он орудием убийства? «Таймс» в этом нисколько не сомневается – статья в газете отличается логикой и выводами, характерными для всего расследования этого дела. «Теперь ясно, что кровавые преступления были совершены при помощи ножа, тем более что Уильямс не имел своей бритвы и бриться ходил к брадобрею. И в гостинице, где он проживал, бритвы ни у кого не пропадало».

Однако осматривавший трупы врач Уолтер Солтер категорически заявлял, что раны нанесены при помощи именно бритвы. «Ни один другой инструмент не обладает такой остротой, чтобы проникнуть на большую глубину, не вызвав разрывов тканей, которые в данном случае не наблюдаются». Но у Уильямса не было бритвы, зато был нож, так что можно сделать вывод: хирург ошибается.

Де Куинси тоже не сомневается, что орудием убийства послужил нож. Его замечания по этому поводу настолько неточны, что остается только подписаться под мнением У. Ругхэда, который говорит: «Де Куинси, к своему счастью, не отягощен крохоборским знанием дат, имен и других мелочных фактиков, равно как и утомительной и ненужной точностью памяти».

Теперь стало известно, что Уильямс незадолго до событий где-то позаимствовал большой складной нож особенной конструкции. А затем из кучи мусора и тряпья извлекли жилет, и весь дом готов был поклясться – Уильямс его носил. В этом жилете, с запекшейся на подкладке кармана кровью, и нашли нож. В таверне все хорошо знали, что Уильямс имел обыкновение носить скрипучие ботинки и коричневый сюртук на шелковой подкладке. Больше аргументов не потребовалось. Уильямса немедленно арестовали и коротко допросили. Отпустили. Это случилось в пятницу. Утром в воскресенье (то есть через две недели после убийства Марров) его снова забрали. Косвенные улики были подавляющими. Он выслушал их, но почти ничего не ответил. В итоге его решили судить и рассмотреть дело во время следующих сессий. Нечего говорить, что по дороге в тюрьму его сопровождала разъяренная толпа, и при других обстоятельствах трудно было бы рассчитывать на возможность избежать коллективной мести. Но в данном случае ему дали сильную охрану, и он благополучно добрался до места заключения.

Если орудием убийства послужил складной нож, возникает вопрос: когда его спрятали в той подходящей дырочке в чулане? Помещен ли он туда сразу после убийства Марров, еще мокрый от крови ребенка, чтобы ждать момента, когда потребуется вновь – резать глотки Уильямсонам? Ведь он уже доказал свое отличное качество. Однако если бы нож оставили на двенадцать дней не вычищенным, он бы уже не вонзился с такой легкостью в крепкие шеи жертв. Может быть, в первом случае пользовались другим ножом? Тогда куда он подевался? Если Уильямс бросил его в Темзу, почему не поступил таким же образом со вторым ножом? Можно ли поверить, чтобы он, забрызганный кровью, иначе и быть не могло, шарил в гостинице в полуночной тьме, выискивая место, куда бы спрятать орудие убийства? Он не мог быть уверенным, что хозяйка «Грушевого дерева» или другие постояльцы не заметят, как он пробирается обратно в комнату. И почему на ноже должна быть кровь? Естественным действием было бы вытереть лезвие хотя бы об одежду жертв, чтобы позже, когда представится возможность, проверить, не осталось ли на нем компрометирующих следов, и как следует вымыть. В воде нехватки не было – в нескольких ярдах от «Грушевого дерева» протекала Темза. Убийца мог либо бросить нож в реку и таким способом раз и навсегда избавиться от улики, либо, если он им слишком дорожил и не мог расстаться или планировал использовать в будущем, – хотя бы вычистить. До того времени, когда эксперты научатся обнаруживать и научно доказывать такие вещи, как наличие микроскопических следов человеческой крови в механизме ножа, оставалось почти сто лет. Быстро ополоснул нож в реке и избавился бы от опасности. Далее. Ботинки Уильямса фигурировали в расследовании. Но нигде не зарегистрировано, что они были подбиты гвоздями, следовательно, связь между Уильямсом и следами на заднем дворе «Королевского герба» не была установлена. Ботинки вымыли, и этот факт воспринимался с явным подозрением. Но неужели, если преступник удосужился вымыть обувь, он оставил бы против себя такую серьезную улику – кровь на орудии убийства? Прятать нож неотмытым от крови жертв в набитом постояльцами доме, где шагу не ступить незамеченным и где он сам жил, – так мог поступить только безумец.