Николай Свечин - Удар в сердце (сборник)

Под такие мысли Лыков заснул по-заячьи [15], по меткому выражению пластунов. Ему приснились Благовещенская слобода, старинный монастырь и ярмарка на том берегу Оки. Отец вел его, маленького, за руку. Они шли по плашкоутному мосту покупать Лешке букварь. Только спустились к рядам, как вольноопределяющегося разбудили. Пришла его смена караулить.

В четыре часа утра отряд Голунова опять встал на тропу. Турки еще спали. Поэтому разведка беспрепятственно прошла их вторые эшелоны и остановилась у большого камня. Камень имел необычную округлую форму, напоминавшую ломберный стол, а в середине его было выточено отверстие. Калина Аггеевич сказал:

– Священный жертвенник! Отсюда до Кандиди полторы версты. Но нам туда не надо.

– А куда нам нада? – спросил Джаверидзе, нервно озираясь.

– Ищем, где спрятаться. Как вчера – на целый день. И чтобы был хороший обзор!

Пластуны стали нарезать круги, но ничего подходящего не находили. Делалось все светлее, появились люди, а укрытия не попадалось. Лыков предложил забраться на холм, поросший алычой. Холм торчал на склоне гребня и, казалось, идеально подходил для наблюдения. Но Калина возразил:

– Туркам он тоже подходит. Скорее всего, там у них днем появляются свои любопытные – присматривать за нашим лагерем.

С трудом разведчики спрятались в зарослях ежевики. Место по сравнению со вчерашним коровником было никудышное. Обзор, правда, хороший, но все на виду. Алексей впервые в жизни справил нужду лежа… Предложенный им холм действительно облюбовали турки. После одиннадцати часов туда пришли два офицера с оптикой и не уходили до обеда. А пехотинцы и пушкари без конца сновали вокруг ежевики. Вести разговоры было невозможно, и каждый старался запомнить свои наблюдения.

Даже из такой позиции пластуны сделали важные открытия. Они обнаружили на обратном скате целый полк низама. Низам – это регулярная пехота, хорошо обученная и вооруженная. Начальство считало, что против Рионского отряда воюют только части редифа, запасные войска, а весь низам стянули к главному театру войны, Карсу. И вот оказалось, что это не так. Более того, полк состоял из арабистанцев, лучшего у турок войска. Голунов опознал их по характерной манере носить шинели через плечо. Регулярный полк скрывался во втором эшелоне, нависая над нашим правым флангом. Именно там горный отрог круто спускался на равнину. Видимо, турки готовили отсюда контрудар. Наши войска пойдут вперед, полезут на высоты, а в это время им в подбрюшье ударит отборная пехота. Она отсечет тех, кто шел в авангарде. А потом, усиленная конницей, продолжит марш вдоль моря и отбросит весь отряд. Броненосцы помогут огнем. Хитро!

На том же конце отрога противник выстроил кольцевой наносной окоп [16]. Он прикрывал весь турецкий левый фланг и был рассчитан на целый батальон.

Еще разведчики обнаружили крупный штаб. Он занимал хутор посреди ореховой рощи. Туда-обратно постоянно сновали люди: ординарцы, курьеры, адъютанты. Цепь часовых охраняла рощу. Возможно, там была резиденция самого Дервиш-паши.

После полудня задымило множество костров, запахло варевом и свежим печеным хлебом. Турки сошлись к котлам с манерками. Тут-то их удалось посчитать, и довольно точно. После обеда началась сиеста. Все вокруг повалились спать, даже часовые. Какая беззаботность! В русской армии такого не увидишь… Воспользовавшись общей негой, Голунов отправил Вано прогуляться вдоль реки. Надо же еще было найти место для понтонеров! Русские шляться возле турецкого лагеря не рискнули и просидели в ежевике до вечера.

Когда стемнело, вернулся Джаверидзе. Он не только осмотрел подступы к Ачкуа, но и выбрал место для возвращения. Храбрый гуриец прошел по берегу туда-обратно, заговаривая с кобулетцами. А у ближайшего брода засек турецкий пикет: чавуш и трое рядовых. То что нужно! Солдатиков нанизать на кинжалы, а унтера связать и перетащить к своим.

Голунов выразительно посмотрел на Алексея, и тот кивнул. Никто не сказал больше ни слова.

Дождавшись темноты, пластуны вышли из укрытия. Теперь их возглавил Калина Аггеевич. Команда благополучно спустилась к реке по крутому косогору. К пикету подошли не таясь. Вано балагурил, что-то весело рассказывая вполголоса. Ефрейтор отвечал ему на туземном наречии. Только за несколько шагов их окликнул часовой. Гуриец насмешливо фыркнул в ответ – и прыгнул. Раздался едва слышный всхлип. Алексей выскочил из-за спины Голунова и оказался лицом к лицу с рослым турком. Он сделал все, как учили. Рука с кинжалом сама пошла вперед… Клинок угодил точно в сердце. Турок ойкнул, словно удивленный ребенок. Схватился за лезвие, порезал руку и отдернул ее. А потом молча упал на колени. Рядом боролись люди, звякнула сталь, но крикнуть никто из пикета не успел. Через несколько секунд все было кончено.

Алексей стоял и смотрел на противника сверху вниз, сжимая кинжал. По его пальцам стекала теплая липкая кровь… Турок все пытался поднять голову и не мог. Потом он завалился на спину. Готов… И душа не отлетела… А если и отлетела, то Алексей этого не заметил.

Вольноопределяющийся осмотрелся. Пока он глазел на свою жертву, его товарищи успели не только прикончить остальных солдат, но и связать чавуша. Тот мычал сквозь кляп, глаза у него были перепуганные. Голунов показал турку кинжал. Потом сказал вполголоса, успокаивая пленного:

– Кардаш [17], хоп!

Унтер согласно кивнул. Его толкнули в спину. Четыре человека шагнули в черную ледяную воду. Река, как все здешние потоки, оказалась неширокой и мелкой. Вскоре разведчики с пленным уже оказались на нашем берегу. Русский секрет догадался не стрелять, услышав негромкое «свои!».

Мокрый по пояс, усталый, Лыков шел последним. Вот и кончилась опасность. Они дома, среди русской армии, и они выполнили приказ. Даже с «языком» все получилось отменно. Калина Аггеевич и Вано сделали, как надо. Вчерашний гимназист был у них на подхвате… Ну и что? Для первого раза неплохо.

А еще он убил человека. Нельзя было не убить, пришлось. Куда денешься? Алексей шел и тупо, будто спросонья, удивлялся сам себе. Погубил живую душу и не чувствует совершенно раскаянья… Не жалко совсем этого долговязого турка? Не жалко. И не тошнит. А в книгах про войну пишут, что всех, кто впервые убил, выворачивает наизнанку. Ничего этого нижегородец не испытывал. Но что-то в нем все-таки переменилось. Что-то другое, чего раньше не было, поселилось внутри. Лыков подумал – и понял. Он ожесточился.

Когда разведка вернулась в лагерь, Алексей и Вано повалились без сил. А двужильный Калина Аггеевич вместе с поручиком Фокиным ушел на доклад к начальству. Его рапорт слушал сам генерал Оклобжио. Открытие сильных резервов на левом фланге противника было очень важным. Из-за него пришлось переделывать всю диспозицию боя. Три батареи 41-й бригады сосредоточили напротив Кандиди, чтобы поймать контратакующий низам в артиллерийскую ловушку. А главный удар перенесли с центра позиции на наш левый фланг, ближе к горам. Местность там трудная, проходимая только для пехоты. Зато, сбив турецкие посты и ворвавшись на гребень Хуц-Убани, атакующие завернут к морю. И погонят противника вдоль по гребню и вниз, к Батуму. Резерв испугается окружения и драпанет первым, за ним кинутся и остальные. Высоты можно будет захватить без больших потерь, самой угрозой обхода.