Карл Ганеман - Мёртвый палец

Вьендемор дружески распростился со своими гостеприимными хозяевами и отправился в свою комнату. Через четверть часа он вышел из домика через заднюю дверь на улицу. Он шел не спеша и, дойдя до городской стены, повернул на дорогу, ведущую к папскому дворцу.

Ожидания молодого человека, что его ослабевшие от долгой болезни члены укрепятся от прогулки на свежем воздухе, оправдались. Холодный воздух освежил его горячую голову и придал некоторую окраску его бледным щекам.

Грудь его сильно подымалась и опускалась, и он с наслаждением вдыхал в себя струи ветра, согретого зимним солнцем. Его вначале неверная и шаткая походка с каждым шагом становилась вернее и тверже. И когда, через три четверти часа, он достиг цели своего путешествия, то почти был недоволен, что пришлось так мало пройтись.

После легкого обыска, на случай, если бы у него оказалось спрятанное оружие — этой мере подвергался всякий посетитель, желавший говорить с наместником папы с глазу на глаз, — Вьендемора провели к папскому легату.

Монсеньор Марино Винчентини находился один в своем устроенном со всем комфортом тогдашнего времени покое и лежал, растянувшись в небрежно-покойной позе, на кушетке. Это был красивый мужчина лет 40–45, почти с женственными чертами лица, по которым далеко нельзя было отгадать его настоящий характер, представлявший смесь строгости и доброты, непреклонности и уступчивости. По его наружному виду нельзя было и подумать, чтобы он проявлял во всех своих мерах большую решительность и с настойчивой последовательностью проводил раз принятое решение. Он был очень снисходителен, крайне мягко относился к незначительным проступкам, ограничиваясь лишь серьезным увещанием, но все то, что оказывалось преступлением, он наказывал с неумолимой строгостью, почти граничившей с жестокостью, и смягчал наказание лишь в том случае, если преступник выказывал чистосердечное раскаяние. Одним словом, Винчентини был таким человеком, лучше которого благомыслящим гражданам города Авиньона и желать было нечего.

Когда молодой человек вошел в покой легата и поклонился три раза, легат немного приподнялся, почти что не изменяя своей небрежной позы, и устремил на посетителя пристальный взгляд.

Молодой человек почтительно остановился у двери.

— Вы господин Вьендемор? Это вы просили у меня вчера письмом аудиенцию? — спросил он потом несколько поспешно, но дружелюбным тоном.

Спрошенный молча поклонился.

— Что вам от меня угодно? — продолжал быстро Винчен-тини.

— Правосудия, монсеньор! Наказания одного преступника! — отвечал молодой человек слегка дрожащим голосом.

— И то, и другое будет вам оказано, если только это в моей власти, — отвечал легат серьезно и с достоинством, невольно совершенно поднявшись со своего ложа. — Расскажите мне, что с вами случилось, тогда я увижу, чем я могу вам помочь.

— Но, монсеньор, мне придется слишком много раз-сказывать, а я боюсь употребить во зло ваше терпение, — робко заметил Вьендемор.

— Не бойтесь, молодой человек, — перебил его Винчен-тини с ласковой улыбкой. — Мой сан обязывает меня узнавать о совершенных преступлениях и наказывать злодеев, и в этом отношении мое терпение не имеет пределов, следовательно, вы не истощите его рассказом о случившемся с вами. Но, как я вижу, вы больны, поэтому, пожалуйста, садитесь и тогда уже рассказывайте!

Молодой человек, в самом деле чувствовавший себя и взволнованным, и усталым, поблагодарил поклоном и опустился в одно из мягких, голубых, украшавших комнату кресел.

Глубоко переведя дух, он начал:

— Монсеньору, вероятно, уже известно о преступниках, известных под именем «усыпителей»?

При таком, вероятно, неожиданном для него вступлении легат вскочил.

— В самом деле? — воскликнул он. — Следовательно, эти нового рода злодеи действительно существуют? Я должен сознаться, что до сих пор сомневался в их существовании, и всякие касавшиеся их донесения, откровенно говоря, считал за сказки.

— К сожалению, это не так, монсеньор, — мрачно отвечал Вьендемор. — Эта шайка преступников существует и, я должен прибавить, даже очень близко от города…

— Как? А об этом-то мне ничего и не сказали? — вспылил Винчентини. — Мне нарочно передавали неопределенные слухи о существовании этих мошенников! Что за беспечный народ эти чиновники!

— Монсеньор, — робко осмелился заметить молодой человек, — ваши чиновники, верно, не виноваты; вряд ли они знали что-нибудь об «усыпителях», да едва ли знают что-нибудь и теперь.

— Как же вы можете утверждать это! — резко заметил легат.

— Я высказываю только свое мнение, монсеньор, — скромно возразил Вьендемор, — и полагаю, что не ошибаюсь. Насколько мне известно, со времени преступления, жертвой которого был я, другого подобного эти злодеи еще не совершали. Я же об этом, за исключением своих хозяев, никому не говорил.

— Да, ну это, конечно, другое дело, — сказал несколько успокоившийся Винчентини и тотчас же прибавил:

— Но отчего же вы тотчас же не объявили об этом?

— Несколько дней тому назад я только что встал после тяжелой болезни, вследствие совершенного надо мною преступления, и сегодня в первый раз вышел на улицу. Но своих хозяев я упросил хранить глубочайшее молчание обо всем, что меня касается, и они сдержали свое слово. Это было, может быть, и не совсем хорошо, но для меня было необходимо: я боялся за жизнь своих благородных спасителей и хотел перехитрить преступников.

Легат одобрительно кивнул головой.

— Вы правы, господин Вьендемор, — сказал он, — и поступили благоразумно. Но расскажите, пожалуйста, о совершенном над вами преступлении, и как можно подробнее, чтобы мне хорошенько вникнуть в дело. Больше я вас пез-ребивать не буду.

— Прежде, чем начать, монсеньор, — сказал молодой человек, — я должен вам объявить, что имя, под которым я имел честь испросить вашей аудиенции, не мое, я же, собственно, называюсь Бонгле. Те же самые причины, побудившие меня молчать о преступлении, заставили меня и переменить имя.

— Это хорошо, продолжайте, — заметил одобрительно Винчентини.

— Меня зовут Рауль Бонгле, я родом из города Карпен-тра, близ которого у меня небольшое имение. 14-го ноября прошлого года, ради некоторых покупок, я был вынужден предпринять сюда путешествие. До городка Оранж я добрался безо всяких приключений, а оттуда вплоть до Авиньона пришлось ехать сплошным лесом. Я ехал уже часа три, как встретил двух хорошо одетых всадников, которые довольно долго ехали рядом со мной, не говоря, однако же, ни слова. Наконец они воспользовались одним случаем, и под предлогом скучной дороги, завязали со мной разговор. Их открытое лицо и занимательный разговор внушили мне к ним такое доверие, что я предложил отобедать вместе. Они с радостью приняли мое предложение, но с условием заплатить за себя.