Иван Любенко - Киевский лабиринт

Потом было замужество, продолжавшееся до сих пор, но той остроты ощущений, которые она испытывала с мужем в первые годы совместной жизни, уже не было. Чувства притупились, как старые, поеденные ржавчиной ножи, а потом и вовсе исчезли. Она продолжала жить по инерции с уже немилым супругом, но где-то в глубине души надеялась встретить человека, который любил бы ее так, как когда-то тот юнкер, слагавший в ее честь стихи.

Только чудеса, если в них верить, иногда случаются. Всего месяц назад, коротая время в очередной скучной прогулке по магазинам Фундуклеевской улицы, она ненароком оступилась и сломала каблук. Ее повело в сторону, но незнакомец, проходивший мимо, подхватил ее за локоть. Оглянувшись, она увидела высокого мужчину лет двадцати пяти, с черными американскими усиками. Он улыбнулся, тут же остановил извозчика, и они вместе доехали до ближайшего обувного салона, где Мария выбрала себе новую пару. Только вот расплатиться молодой человек ей не дал, а сделал это сам. А потом предложил выпить шампанского по случаю новой покупки. Мария согласилась, и он взял отдельный кабинет в «Континентале». Незнакомец наговорил ей бездну des jolis riens (милых пустячков). Домой она вернулась за полночь, но все равно раньше мужа, который все пятничные вечера часто засиживался за картами до утра.

Григорий — так звали нового возлюбленного — имел семью, в браке был несчастлив, но тоже опасался скандалов. Поэтому они встречались всегда в разных гостиницах или меблированных комнатах. Кстати, он именовал себя графом и оставил ей свою визитную карточку. Правда, попросил, чтобы она ее спрятала подальше.

После первого знакомства прошел месяц. С самого первого дня Григорий пытался делать ей подарки, но она всегда убеждала его забирать их назад — боялась, что муж заподозрит измену. И тогда, устав от ее отказов, он преподнес ей букет из ассигнаций. Это были розы, свернутые из сотенных купюр. Они были как настоящие, только из денег, и были выполнены на заказ. «Представляю, как удивилась мастерица, когда ей поручили выполнить эту работу, — подумала Мария и улыбнулась приятным воспоминаниям». Да, она спрятала «розы» в комод. А что было еще с ними делать? Развернуть и отнести в банк? Жалко… А вчера она все-таки пошла навстречу его уговорам и разрешила подарить ей золотые часы-кулон. Теперь они лежали здесь, в ее прикроватной тумбочке. Ничего страшного, мужу она скажет, что купила их сама.

Глядя в потолок, словно на экран синематографа, баронесса вспоминала вчерашний вечер: ювелирный салон, ресторан «Ренессанс» на Прорезной, отдельный номер в отеле, его сильные и такие нежные руки…

Из приятного забытья ее вывел зуммер электрического звонка.

Хозяину ювелирных и часовых магазинов Лейбе Гиршману грех было жаловаться на свою судьбу. Выросший в маленьком штетле [10]  Штетл ( идиш ) — городок или поселение с преобладающим еврейским населением. ( Прим. авт. ) , в семье часового мастера, он рано проявил интерес и к накопительству, и к родительскому ремеслу. Уже в семнадцать лет, после смерти отца, Лейб унаследовал его крохотную мастерскую. На этом он не остановился, а пожелал освоить еще и ювелирное дело. Так уж случилось, что в пайке, огранке и шлифовке он выдающихся успехов не достиг, зато научился выгодно продавать работы малоизвестных мастеров, открыв небольшой магазинчик, куда ювелиры-одиночки отдавали свои изделия. За первым магазином последовал второй, потом третий… В последние годы к ювелирному гешефту добавился и часовой, а война, как ни странно может показаться на первый взгляд, только способствовала увеличению продаж. В этом не было ничего удивительного: инфляция росла, курсы валют падали, и неизвестность завтрашнего дня заставляла состоятельных киевлян сметать с полок ювелирных магазинов любой товар. Золото, платина и драгоценные камни всегда оставались главными и самыми надежными вложениями в трудные времена. Скупали все, даже золотые и платиновые коронки в зубоврачебных кабинетах.

Лейб Меерович был совершенно уверен в том, что успех его не был случаен. А разве могло быть иначе? Ведь он свято выполнял правила, которые ему прививали с детства: честно вел дела, не терял понапрасну времени, держался подальше от плохих людей, не говорил лишнего, не гневался, старался быть приветливым, не наживал врагов, отдавал долги и вовремя платил жалованье своим работникам. Даже сотрудничество с ротмистром Штарбергом стало для Гиршмана скорее благом, чем злом. Теперь благодаря жандарму он чувствовал себя вполне защищенным от разного рода мелких неприятностей. Именно мелких, но не крупных, как это случилось второго дня. «Надо же так вляпаться! Только все наладилось — и на тебе! Этот франт с американскими усиками подсунул мне столько фальшивых купюр. Ладно бы только червонцы. Но что, если еще и сотенные?.. Они гроша ломаного не стоят», — расстраивался негоциант и его лоб покрывался испариной.

Правда, подделку он определил не сразу, а только в полдень следующего дня. Гирш обратил внимание, что вторая буква серии на «красненькой» указана «KR» вместо «КЯ».

Отпустив раньше времени старика часового мастера и его молодого помощника, он закрыл магазин и зашагал — благо тут было недалеко — на Крещатик, 16, где располагалось «Киевское учетно-ссудное общество взаимного кредита». Лазарь Самуилович Шефтель — управляющий банком и один из старшин «Авроры» — был на месте. Он выслушал Гиршмана и, взяв червонцы и «радужные», самолично отправился к кассиру. Вернулся минут через двадцать. Вердикт его был неутешителен: все ассигнации фальшивые. И если десятки можно было распознать по ошибочной букве «R», то для сотенных пришлось использовать специальный микроскоп. Только с его помощью удалось заметить небольшие дефекты бумаги по краям купюры, которая ворсилась сильнее допустимого. Впрочем, определить это было не так просто.

Ювелир закрыл лицо руками.

— Слушай, Израиль, наш Бог есть Бог единый… — залепетал он молитву, но прервался и сказал: — Я потерял целых пятьсот тридцать рублей! Это немалые деньги. Может, попытаться ими где-нибудь расплатиться?

— Гоните такие мысли прочь! — строго заметил банкир. — Вы зарабатывали свою репутацию годами, но можете лишиться ее за одну минуту. Как только вскроется факт использования вами подделки, полиция примет вас за одного из участников шайки фальшивомонетчиков. Если вам не дорога собственная жизнь, то подумайте хотя бы об «Авроре». Пятно на вас — пятно на всех членах клуба.

— Что же мне делать? — потирая переносицу, спросил Гиршман.

— Велик и милостив наш Адонай! [11]  Адонай ( иврит ) — Господь. ( Прим. авт .) Он обязательно поможет… Забудьте об этих деньгах. Оставьте мне несколько банкнот в качестве образцов для моих кассиров. Остальные — заберите себе. Пусть они будут для вас напоминанием о том, что нужно быть внимательным и осторожным. Мне кажется, сейчас не стоит уведомлять об этом полицию. Кто знает, насколько они вам поверят.