Иван Любенко - Киевский лабиринт

— Я бы с удовольствием, но, если честно, кроме нескольких магазинов, я ничего не знаю, — опустив глаза, проронила супруга.

— Сей факт прискорбный, сударыня, — покачал головой Ардашев. — Но ничего. Попробую устранить этот недостаток. Тогда слушай. Начнем с Крещатика. Трудно поверить, что еще пятьдесят лет назад на месте этих величественных особняков стояли одноэтажные хатенки, обнесенные дощатыми заборами, выкрашенными в неприятный желтый цвет. Все изменилось с появлением железной дороги. Город стал быстро отстраиваться. Расцвела торговля, поднялась промышленность. В конце концов Киев превратился в то, что ты видишь. Сегодня здесь проживает полмиллиона человек. А свое название Крещатик получил от источника, ставшего местом крещения киевлян. Тогда он находился в самом конце Крещатицкой долины. Протяженность улицы — более версты. Она начинается отсюда, от Царской площади, и заканчивается у площади Богдана Хмельницкого, ее еще называют Бессарабкой. А вообще в Киеве восемнадцать площадей, двести тридцать две улицы и шестьдесят девять переулков.

— Откуда ты это знаешь, если раньше здесь никогда не бывал?

— У меня есть привычка: перед тем как ехать в незнакомый город, я стараюсь как можно больше о нем прочитать и изучить карту местности. Собственно, этим я и занимался всю дорогу. Зато нам теперь не нужен гид.

— А Днепр глубокий?

— Не очень. Здесь, у Киева, по фарватеру от пяти до девяти аршин. Правда, низменности ежегодно затапливаются весенним разливом. Весной 1845 года вода поднялась почти на одиннадцать аршин выше обычного уровня.

— Может, ты мне еще скажешь, чей это особняк? — кокетливо справилась супруга.

— Это здание Купеческого клуба. Его возвели еще в 1882 году. Говорят, строительство обошлось купеческому собранию в сто сорок тысяч рублей. На втором этаже размещена одна из лучших концертных зал Киева, она рассчитана на тысячу зрителей.

— У тебя феноменальная память! А это памятник императору Александру II?

— Да. Его воздвигли пять лет назад, в ознаменование пятидесятилетия освобождения крестьян от крепостной зависимости. Автор — итальянский скульптор Ксименес Этторе. Давай подойдем поближе.

Царь-освободитель стоял в мантии с непокрытой головой. У подножия высокого пьедестала из розового гранита была запечатлена бронзовая группа, изображающая Россию и крестьян, благодарных за дарованную им свободу. К боковым колоннам пьедестала, соединенным полукруглым парапетом, прислонились две аллегорические группы, олицетворяющие Милосердие и Правосудие. А на центральной колонне, под статуей императора — двуглавый орел с надписью: «Освободителю-царю благодарный Юго-Западный край. Год 1911».

К монументу вела лестница из серого гранита с двумя боковыми выступами. На них были установлены канделябры с электрическим освещением.

— Деньги на памятник собирали всем миром, по подписке. Он обошелся в двести тысяч рублей. Во время его освящения присутствовала вся императорская семья.

Постояв немного на площадке, Вероника повернулась и, указывая на величественное здание с высокими арочными окнами второго этажа, спросила:

— А это что? Университет?

— Нет. Это Городская публичная библиотека. Она построена несколько лет назад. В ней насчитывается полмиллиона книг, то есть по книге на каждого жителя.

Ардашевы вновь вышли на Крещатик и направились в сторону Думской площади. Навстречу шагали студенты, прогуливались военные, торопились куда-то приказчики и кухарки. По дороге, шурша шинами, проносились автомобили. За ними, отбивая подковами одну и ту же незамысловатую чечетку, неторопливо следовали экипажи и бежал по маршруту беспокойный трамвай № 2, оповещая прохожих треньканьем электрического звонка. На задней площадке нервно курил какой-то пассажир. Ночной дождь прибил к брусчатке пыль, и от этого город казался чистым. Пахло сиренью и зеленью каштанов. Пройдя здание Главпочтамта, Клим Пантелеевич заметил виднеющуюся впереди вывеску: «Гранд Отель». Саженей через сто на серой стене уже читался двадцать второй номер дома.

До встречи с Могилевскими оставалось совсем немного времени.

В зале ресторана народа было не много. Тихо, под спущенный модератор, играл рояль. За столиком сидели Могилевские и Ардашевы.

— Знатный подарок! — разглядывая коробку с часами, восхитился Могилевский.

— Умеет Клим угодить жене, ничего не скажешь, — вторила мужу Елена.

Увидев нетерпеливо-блуждающий взгляд официанта, Терентий Петрович спросил:

— Ну что, дорогие мои, разобрались с меню? Пора заказывать.

— Тут столько названий, что я, право, запуталась, — призналась Вероника Альбертовна, листая объемистую папку.

— Помнится, в Ставрополе Клим угощал меня всякими изысками кавказской кухни. Никогда не забуду его хитрую выдумку с бараниной по-чабански. Мясо, завернутое в баранью шкуру, жарилось под костром, в земле. Да, удивил ты меня тогда!

— Это его любимый трюк, — гордо заметила Вероника Альбертовна.

— А сейчас позвольте мне удивить вас. Давайте-ка я сам закажу что-нибудь интересненькое из старых польских рецептов.

— Терентий большой знаток старопольской кухни. Доверьтесь ему — не пожалеете, — посоветовала Елена.

— Именно так мы и поступим, — улыбнулся Клим Пантелеевич.

Поймав взгляд гостей, официант мигом очутился рядом.

— Чего изволите? — прощебетал он.

— «Цомбер из кабанины в соусе из боярышника», «флячки по-польски» с пульпетами, «бигос», «картофель по-пастушьи»… ну и выпить: господам «Лонцкую сливовицу», а дамам — крупник с медом и травами.

— А разве в Киеве сухой закон не действует? — удивился Ардашев.

— Действует, конечно, — рассмеялся Могилевский. — Но для таких клиентов, как я, «Гранд Отель» делает исключения. — Он вновь продолжил заказ: — На десерт — чай с шафраном и мазурек.

— Все будет готово и подано через двадцать минут. Не извольте беспокоиться, — выговорил официант, поклонился и исчез.