Иван Любенко - Киевский лабиринт

— Мне кугель, пожалуйста, — сказал Терентий Петрович.

— А я возьму начиненную говяжью грудинку, — решила Елена.

— Думаю, стоит попробовать фаршированный говяжий язык, — вымолвила Вероника Альбертовна. — А ты, Клим, уже выбрал блюда?

— Пожалуй, я соглашусь на воловьи мозги с лимоном, — не сводя глаз с соседних столиков ответил статский советник.

Неожиданно Красицкий и его собеседник встали и пошли по аллее. А за ними — вот те на! — поднялся еще один человек, читавший недавно газету.

«Так-так, интересный сюжет заворачивается, — подумал Клим Пантелеевич. — За бароном, видимо, следят филеры. Придется мне стать еще одним вагоном этого поезда-слежки».

— Простите, — извинился Ардашев, беря со стола шляпу. — Я оставлю вас на некоторое время. Возможно, скоро вернусь. А если нет, увидимся дома.

Выбрасывая вперед трость, статский советник зашагал за филером. Идти пришлось недолго. Уже на Александровской барон и незнакомец остановились и о чем-то довольно нервно беседовали. Затем они прошли два десятка шагов, барон сел в свой автомобиль и уехал, а незнакомец, заметив за собой слежку, прыгнул в проходящий мимо пустой фаэтон и скрылся. Другого экипажа поблизости не оказалось, и агенту ничего не оставалось, как разочарованно созерцать удалявшийся экипаж. Клим Пантелеевич постоял немного у витрины и зашагал обратно.

…Уже дома Клим Пантелеевич достал визитную карточку Красицкого и попросил телефонистку соединить с его номером.

— Да, — раздалось на том конце провода.

— Добрый вечер, Александр Модестович. Вас беспокоит Ардашев.

— Слушаю вас, Клим Пантелеевич.

— Я видел сегодня весьма странную картину в Купеческом саду. Вы сидели за столиком с каким-то неизвестным господином, а затем ушли в сторону Александровской улицы. Все это время за вами следовал полицейский «хвост». Правда, он безнадежно от вас отстал. Скажите, насколько хорошо вы знаете человека, с которым встречались?

— Я иногда провожу с ним время за ломберным столом. Но постойте, выходит, и вы там были, и тоже за мной следили?

— Меня интересовал именно ваш знакомый…

— Это связано с обстоятельствами смерти моей жены?

— Да.

— Господи! Значит, он тогда лгал мне?

— Кто? О чем вы?

— Видите ли, я продолжил перебирать вещи моей покойной супруги — простите, но мне кажется, что теперь я имею право это делать, — и нашел визитную карточку этого прохиндея, Жоржика, где он именует себя графом Непорецким. Как-то раз такая карточка попалась мне в клубе, я спросил у него, зачем он вводит в заблуждение людей? Жоржик рассмеялся и объяснил, что они предназначаются для глупых барышень из благородных семейств, которые «клюют» на невинный обман и быстрее оказываются в постели. Этот ответ тогда меня вполне устроил. Моя жена, как вы понимаете, не относилась к упомянутой категории женщин. Но тем не менее такую карточку я у нее нашел. Естественно, сегодня я не преминул отыскать его и спросить, каким образом карточка могла оказаться у нее. Жоржик пожал плечами, сказал, что даже не представляет этого и посоветовал справиться об этом непосредственно у нее. Оказалось, что он ничего не слышал о смерти моей жены. После того как я сообщил ему подробности, он искренне выразил соболезнование. Однако, как я понимаю, вам известно несколько больше о связи Жоржика и Марии, так?

— Да. Но давайте завтра в полдень встретимся у меня. Не исключено, что могут появиться дополнительные вопросы.

— Но вы так и не сказали, какое отношение к смерти Марии имеет Жоржик?

— Завтра я все вам расскажу. И уже после этого мы решим, что делать. Договорились?

— Хорошо. Боюсь, правда, что до утра я так и не засну.

— Советую выпить коньяка и расслабиться. Только, пожалуйста, не предпринимайте никаких самостоятельных шагов и не вздумайте вновь встречаться с этим… Жоржиком. Это очень опасно. Заприте дверь. К вам в любой момент могут наведаться нежданные гости. До встречи со мной никуда не ходите.

— Хорошо…

— Тогда спокойной ночи! — Ардашев положил трубку, открыл коробочку монпансье и отправил в рот синенькую конфетку.

Напольные английские часы с надрывом пробили девять раз.

В ресторане «Метрополь» вечер был в самом разгаре. Посетители, будто чувствуя надвигающийся конец привычного жизненного уклада, стремились испить удовольствия полными бокалами.

Публика собралась пестрая: кутилы-купцы, офицеры, отбывающие на фронт, тихие и неприметные днем, но разгульные до неприличности ночью чиновники Присутствия, вдовушки, потерявшие своих доблестных мужей, адвокаты, врачи, оставшиеся в тылу, оценщики ссудных касс, словом, все те, кто желал хоть на время забыться, отгородиться и спрятаться от гнетущей действительности, от войны, бедности и неминуемой для всех смерти.

Опять играл струнный оркестр. Едва зазвучал знакомый всем проигрыш, как зал затих, и было слышно, как кто-то уронил вилку. Молодая певица, подражая манере Надежды Плевицкой, затянула старую песню каторжан.

Зал аплодировал неистово. На маленькую сцену посыпались цветы. Кто-то бросил золотое кольцо, завернутое в сторублевку.

У ширмы того же самого кабинета, что и несколько дней назад, сидел молодой человек со стрижкой а‑ля бокс, в темном костюме и черном галстуке. Всем своим видом он напоминал провинившегося гимназиста, которого отчитывал строгий отец. Но «родитель» находился по другую сторону плотной занавески, и потому обладатель галстучной заколки с фальшивым рубином не мог его видеть.

— Послушайте, милостивый государь, вы совершаете одну ошибку за другой. Я устал от вашего безрассудства.

— Простите, не понял-с?..

— Вот скажите, зачем вы напечатали эти дурацкие визитные карточки? Кого вы хотели удивить? А что теперь? Завтра барон пойдет на Вознесенский спуск и легко выяснит в адресном столе по номеру указанного телефона, где вы обитаете. А еще хуже, если он вместо этого отправится в полицию и обо всем там расскажет.

— Нет, не пойдет.

— Это почему?

— Он мне поверил.

— Сегодня поверил, а завтра разуверится. Сам факт того, что вы почувствовали за собой слежку, уже говорит о наличии серьезной опасности. Так что, дорогой мой, надо исправлять свои ошибки. И сделать это вы должны сегодня.