Давид Зурдо - Последний секрет плащаницы

Все было готово — оставалось только ждать результатов. Время тянулось медленно. Сверкали зеркала, концентрировавшие свет на плащанице — на улице ярко светило солнце. Это можно было счесть хорошим предзнаменованием, но Леонардо не был суеверен. Стоявшие на столе песочные часы отмеряли отрезок времени, по истечении которого нужно было проверять интенсивность отпечатка на полотне.

Леонардо вошел в камеру-обскуру и замер в недоумении: на этот раз соли серебра совершенно не потемнели под воздействием света. Какова бы ни была причина этого, факт был налицо: никакого отпечатка не получилось. Это было совершенно необъяснимо, потому что предыдущий опыт, с конной статуей Франческо Сфорца, прошел успешно. Леонардо с нетерпением и беспокойством вглядывался в полотно, не понимая, что он сделал не так, и вдруг у него вырвался вздох облегчения: на ткани наконец начали проступать легкие бурые пятна. Изображение на плащанице было таким призрачным, что его отпечаток на полотне в камере-обскуре появлялся медленно и был сначала едва заметен. В нашей жизни многое происходит именно так — медленно и незаметно, и мы не замечаем этого, пока оно не поразит наше сознание своей очевидностью.

При виде появившегося на полотне отпечатка Леонардо охватило какое-то мистическое благоговение. Он не двигался с места и молча глядел на изображение, стоически перенося шум, доносившийся из соседней комнаты, где Салаи от скуки бросал игральные кости, сражаясь с самим собой. Любимый ученик Леонардо всегда отличался бесцеремонностью и непочтительностью, но мастер уже давно оставил надежду изменить его и лишь наивно надеялся, что под влиянием хорошего примера эгоистичный, грубый и ветреный характер юноши все же немного улучшится.

Вынеся полотно из камеры-обскуры и рассмотрев его при свете, Леонардо на несколько мгновений потерял дар речи от восхищения. Даже Салаи, никогда ничем не интересовавшийся по-настоящему, кроме распутства и кутежей, приблизился к копии, пораженный ее сходством с оригиналом. Даже самые мелкие детали отпечатались на полотне с совершенной ясностью. Продолжать пробу уже не было необходимости, и Леонардо решил не закреплять изображение, чтобы оно исчезло само собой: в любом случае его пришлось бы уничтожить, потому что сохранить такое свидетельство ни в коем случае было нельзя.

Безмятежный, величественный лик, излучавший таинственную, но почти осязаемую энергию, глядел на Леонардо, проникая в самую его душу, и мастер дал себе слово, что, как только окончательная копия плащаницы будет готова, он уничтожит линзу и никогда больше не прибегнет к изобретенному им способу.

Библиотека Сорбонны располагалась в здании гуманитарного факультета, куда она была перенесена из восточной части университета — коллежа Людовика Великого на улице Сен-Жак. Библиотека имела обширные фонды, содержавшие разнообразную литературу по всем областям знания, и именно туда отправился Жиль на следующий день после разговора со своим другом, священником церкви Сен-Жермен, желая узнать побольше о загадочном медальоне.

В этот вечерний час в длинном и просторном читальном зале уже не было ни души. Столы и деревянные скамьи, выстроенные ровными рядами по всему залу, были пусты. Боссюэ провел в библиотеке уже несколько часов, но все еще не собирался уходить. Близились сумерки, и хотя через огромные окна до сих пор проникал свет, Жиль зажег стоявшую на столе газовую лампу.

Перед ним лежала толстая старинная книга с коричневым корешком; полустершаяся золотистая надпись на растрескавшемся переплете гласила: «Генеалогия и геральдика французского дворянства». Несколько часов назад Жиль попросил библиотекаря принести ему эту книгу и еще несколько подобных. Он уже долго просматривал их, но до сих пор ему не удалось ничего обнаружить. Возможно, несмотря на традиционно французскую форму, изображенные на медальоне гербы принадлежали вовсе не французскому дому. Они вполне могли оказаться итальянскими или, даже с большей вероятностью, арагонскими или каталонскими.

На первой странице книги были приведены слова испанского писателя XVI века по имени Хуан Флорес де Окарис: «Хотя геральдический герб является свидетельством знатности, не он делает человека дворянином, ибо благородство происхождения служит основой дворянского герба, а не наоборот».

Глаза Жиля были уже очень утомлены и болели. Он снял очки, зажмурился и слегка прижал веки ладонями. Когда взгляд его вновь прояснился, Жиль продолжил свои поиски, терпеливо листая страницу за страницей. И в конце концов он был вознагражден за свое упорство: когда им было просмотрено уже более половины книги, ему наконец попался один из тех гербов, которые он искал. Обрадованный своей находкой, Жиль положил медальон на страницу книги, чтобы тщательно рассмотреть и сравнить гербы. Рисунок в книге был плохо пропечатан, но, несмотря на это, не возникало никаких сомнений, что на медальоне был изображен тот же самый герб.

— До завтра, профессор, — раздался за его спиной голос.

Жиль вздрогнул от неожиданности и, резко повернувшись, чуть не порвал страницу. Это был библиотекарь: Боссюэ был так увлечен своим занятием, что не услышал, как тот подошел.

— Боже мой, Пьер, как вы меня напугали! — Жиль все еще не мог прийти в себя, и сердце его бешено колотилось.

— Простите, месье, — смущенно сказал библиотекарь. — Мне жаль, что так получилось. Я просто подошел предупредить, что мне пора уходить, и хотел узнать, не требуется ли вам что-нибудь еще.

— Ничего, ничего, все в порядке, — пробормотал Боссюэ, стараясь наконец успокоиться. — Спасибо вам, думаю, пока мне больше ничего не нужно.

— Тогда до завтра, месье.

— До завтра, Пьер.

Оставшись один, Жиль снова сосредоточился на книге и принялся изучать герб. Его изображение было довольно большим и занимало значительную часть страницы. Герб состоял из четырех частей: верхний левый фрагмент, с изображением красного мальтийского креста на белом фоне, совпадал с правым нижним; верхний правый и нижний левый фрагменты, где на красном фоне был изображен желтый лев, стоящий на задних лапах, также образовывали одинаковую пару. Под эмблемой Боссюэ прочитал: «Геральдический герб дома Шарни». Ниже следовало описание:

ГЕРБ: Четверочастный щит с изображением красного мальтийского креста на серебряном поле и желтого льва на красном поле.

Далее приводилась небольшая историческая справка, содержавшая краткие сведения о наиболее известных представителях этого дома.

Род Шарни заявил о себе во время первого крестового похода, провозглашенного папой Урбаном II 27 ноября 1095 года. Семнадцатилетний Кристиан де Шарни был среди рыцарей, отправившихся в поход под предводительством Готфрида Бульонского, герцога Нижней Лотарингии. После взятия Никеи и разгрома при Дорилее основных сил турецкого войска крестоносцы осадили Иерусалим. Вскоре город был взят, а находившиеся в нем мусульмане уничтожены. Де Шарни участвовал в осаде и штурме Иерусалима, как и во всех других сражениях на пути к Святому городу.