Диана Гэблдон - Шотландский узник (ЛП)

Гимн начал стихать, люди зашевелились с облегчением, но это была ложное облегчение; тяжеловесный рефрен начался снова, на этот раз в исполнении стайки мальчиков с ангельскими лицами, и зрители покорно оцепенели. Возможно, долгие и утомительные похороны исчерпали их скорбь, уступив место более требовательным чувствам.

Несмотря на скуку, Грей находил нечто обнадеживающее в службе, с ее прямолинейной солидностью, настойчивым напоминанием о быстротечности жизни и крушении надежд. Жизнь была хрупка, но жизнь продолжалась. От короля к королю, от отца к сыну.

Отец и сын.

В один миг все разрозненные фрагментарные образы и фантазии вдруг сложились в одну яркую картину: спина Джейми Фрейзера, глядящего в загоне Хелуотера на лошадей. А рядом с ним на верхней перекладине железной калитки Уильям, граф Элсмир. Посадка головы, свободный разворот плеч, широкая стойка — те же самые. Они свидетельствовали так же убедительно, как ганноверский шнобель [57] Большой нос, рубильником (жарг.) на лице нового короля.

Бесконечное чувство покоя заполнило его душу почти одновременно с последними звуками гимна и дружным вздохом, вознесшимся к куполу аббатства. Он вспомнил, как вспыхнуло лицо Джейми, когда они подъехали к Хелуотеру и увидели на лужайке женщин. И Уильяма.

Он начал подозревал, когда нашел Фрейзера в часовне перед гробом Дженивы Дансени. Но теперь он знал и не сомневался. Знал, почему Фрейзер отказался от свободы.

Внезапный толчок в спину отвлек его от нового открытия.

— Я вижу, Пардлоу умирает, — сказал Уолпол. Небольшая аккуратная рука протиснулась в узкую щель между братьями Греями, держа закупоренный стеклянный пузырек. — Не желаете ли воспользоваться моими солями?

Потрясенный, Грей посмотрел на брата. Белое, как полотно, лицо Хэла блестело от пота, глаза были огромными и расширенными, абсолютно черными от боли. Он раскачивался. Грей схватил одной рукой соли, а другой Хэла.

Под совокупным воздействием нашатыря и силы воли, Хэл удержался на ногах, служба милосердно завершилась через десять минут.

Джордж Гренвилл прибыл в паланкине, носильщики ждали на набережной. Гренвилл любезно передал его в распоряжение Хэла, и они бодро порысили в сторону Аргус-хауса, унося почти бессознательного герцога Пардлоу. Грей простился с друзьями, как только позволили приличия и направился домой пешком.

Темные улицы вокруг аббатства были запружены народом, лондонцы вышли засвидетельствовать свое почтение, они будут стоять здесь всю ночь и большую часть следующего дня, пока склеп не будет запечатан. Через несколько минут Грей пробрался через толпу газетчиков и оказался в относительном одиночестве под ночным небом, холодным и облачным, почти таким же фиолетовым, как покров на гробе старого короля.

Он чувствовал себя бодрым и спокойным, почти умиротворенным: неожиданное состояние души после похорон.

Частично из-за Чарли и знания, что он не подвел умершего друга. Но главным было сознание того, что он может сделать нечто важное для друга живого. Он не потеряет Джейми Фрейзера.

Начал капать дождик, но это была всего лишь вода с неба, не более того, и он не ускорил шага. Когда он достиг Аргус-хауса, он был свеж и промыт до дна души, дым и вонь толпы слетели с него, он даже чувствовал аппетит. От мыслей об ужине его отвлек лакей, терпеливо ожидавший в холле.

Стефан, подумал он, увидев характерные лиловые и зеленые цвета ливреи дома фон Эрдбергов, и его сердце екнуло. Что-то случилось с графом?

— Милорд, — сказал слуга, кланяясь. Он наклонился, поднял с пола большую круглую корзину с крышкой и подал ему, словно ее содержимое являлось величайшей ценностью, несмотря на грубую оболочку. — Его превосходительство граф надеется, что вы примете знак его дружбы.

Глубоко озадаченный, Грей поднял крышку корзины и в свете свечей обнаружил под ней пару веселых темных глаз, которые смотрели на него с длинноносой морды маленького черного щенка, свернувшегося калачиком на белом полотенце. У малыша были длинные мягкие уши и нелепо короткие и мощные лапы, а так же изящный длинный хвост, кончик которого бился в радостном приветствии.

Грей рассмеялся, совершенно очарованный, и осторожно взял щенка на руки. Это была барсучья собака, разводимая Стефаном; он ласково называл их дойчиками, уменьшительное от дойч-хаунд.

— Ах ты, собака ты моя барсучья, — крошечный розовый язык деликатно лизнул его пальцы. — Привет, малыш, — сказал он щенку. — Голодный? Я тоже. Пойдем поищем для тебя немного молока.

Он порылся в кармане и дал мелочь слуге, но обнаружил, что тот теперь держит перед ним запечатанную записку, которую и вложил в руку Грея с подобострастной улыбкой.

Отпускать щенка не хотелось, он смог сломать печать большим пальцем и открыть записку. В свете ближайшего настенного светильника, он прочитал несколько строк по-немецки, выведенных черными чернилами твердым почерком.

«Привезите его, когда приедете ко мне в гости. Мы все вместе славно поохотимся снова. С.»

Хелуотер, 21 декабря

На чердаке было холодно, и под шуршание ледяных сквознячков из теплого сна всплыли слова, все еще звеневшие у него в голове.

Славный парень.

Ветер ударил в стену конюшни и зашелестел соломой на крыше. Холодная струя воздуха, пахнущая снегом, всколыхнула сонную тишь, и две или три лошади зашевелились, сопя и фыркая.

Хелуотер, он понял, где находится, и яркая картинка Шотландии и Лаллиброха покрылась сетью трещин и осыпалась, хрупкая, как чешуйки засохшей грязи.

Хелуотер. Солома зашуршала под ним, покалывая через грубую ткань матраса и рубашки. Темный воздух ожил вокруг него.

Славный парень…

Сегодня они срубили большую ель, помогали все слуги, включая закутанных до бровей женщин; румяные и потные мужчины, пошатываясь, с пением тащили огромное дерево на веревках, его колючие ветки были забиты снегом, его след оставлял глубокую борозду в чистом снежном покрове.

Вилли ехал на верхушке ели, повизгивая от волнения и цепляясь за веревки. Вернувшись в дом, Изабель попыталась научить его петь «Доброго короля Вацлава», но это было выше его сил, он метался под ногами у слуг, пока бабушка не заявила, что он доведет ее до безумия и не велела Пегги отвести его на конюшню, чтобы помочь Джейми и Крузо привезти свежих веток сосны и ели.

Взволнованный Вилли ехал на седельной луке впереди Джейми и послушно стоял на пне, куда его поставили, чтобы уберечь от нечаянного удара, пока они рубили ветки. Потом он помогал грузить их, прижимая две или три душистых ветки к груди и послушно укладывая в корзину, снова и снова убегая назад, не обращая внимания на холод и глубокий снег.